Виктор Васнецов - страница 35

«Париж, 18 апреля 1877 г.

Добрейший Иван Николаевич!

Вы совсем не добры – как бы хоть словечко не написать о себе и о делах своих. Вы, может быть, сердитесь на меня за то, что я не исполнял часто Ваши поручения. – Я забыл совсем тогда Вам написать, что магазин, в котором Вы покупали ящик, – закрыт, и кому передал свои вещи – неизвестно. Пускай Ваши завистники закажут ящики дома; это по теперешним деньгам будет стоить дешевле (за рубли уже ничего не дают). Картины мои обе прошли на выставку (о Ковалевском, конечно, знаете от него самого). Утешения большого в этом нет… Как кончил я свою картину? Вы увидите сами в Питере, и боюсь, что не похвалите. Офортом я не занялся, т. к. получил от Водовозовой приказание рисовать ей рис[унки] на дереве и времени не останется совсем. Я знаю – Вы на это зло-презло улыбнетесь и поставите в моем аттестате: “бесхарактерен совсем и слова своего не выдерживает!” – ну и Бог с Вами!..»[132]

У обоих художников, несомненно, было немало общего – помимо единой сферы деятельности и повышенной требовательности к самим себе, очень близкие взгляды на искусство, и, наверное, именно поэтому Иван Крамской просил подробно рассказать о парижском «Салоне» 1877 года, где не смог присутствовать, именно Виктора Васнецова, что тот с присущей ему обстоятельностью сделал:

«Париж, 4 мая 1877 г.

Иван Николаевич,

сейчас получил письмо Ваше и по свойственной мне аккуратности, сейчас же отвечаю. Салон открыт, и каждый день почти я устаю там до последней степени. Картин с акварелями и рис[унками] более 3000 и странно! – интересных вещей по количеству меньше, чем в прошлом годе, хотя по качествам есть лучше. Лучшая картина – Невиля, перестрелки – из вагонов на железной дороге стреляют французы, а из ближайшего дома пушки – пропасть жизни, по живописи они светлее “Пленных” – толпа. Детайль – проходящим пленным пруссакам французы, на лошадях, умно расставленных, отдают честь (какая тонкость воображения и вежливость какая), может быть, исправнее Невиля в рисунке, но тупые и безжизненные – толпа.

Лоранса – смерть какого-то генерала: сочинено просто и недурно величиной – лица murra – толпа. Бонна – портрет Тьера хорош – рельефеп, похож и просто взят – лицо только жестко и не тонко рисовано (я знаю, как Вы относитесь к моим критикам рисунка! – Soit) – черный сюртук по тону – совершенство – я первую вещь его вижу такую хорошую – толпа. Огюст-Дюран просто плох. Мейссонье “Портрет Дюма”. < …> – рисовано, как рисует Мейссонье – и тона его же – фигура длинна (я видел Дюма в натуре). Сходство не достаточно. Если бы не Мейссонье, то, вероятно, такой толпы не было бы около этого портрета. Фирмен Жирар – медведь пляшет на улице и кругом толпа. Достоинства и недостатки те же, что и в прошлом годе, только еще жестче и тяжелее написано – особенно дома, которые совсем убивают толпу своими коричневыми пятнушками, – вещь хорошая – есть толпа. Хельмонского знаете: около корчмы пляшут – чернее прошлогодней-то сцена, живее и связнее – бывает и толпа.

Ну и еще что? Много вещей, кусками написанных и рисованных. Много имен – есть Бретон – женщина со снопами на голове – коричневая и неважная. Альма Тадема – маленькая вещь – выход должно быть какого-то консула Римского – мраморы старые – хорошо написаны и вся картина вкусное пятно – оно хорошо! Толпы потому нет, что рядом “Тьер” Бонна.