– Лен, там ничего серьезного. Даже говорить не о чем.
Лена еще раз усмехнулась.
– Если бы ты знал себя год назад и теперь, ты бы так не говорил, милый. И следа не осталось от прежнего мужа…
– Разве?
– Ни капельки не осталось. Иногда думаю: где мой Витенька? Нету! Исчез. Испарился. Трется рядом совсем чужой мужик. И как звать не знаю.
– Ну что ты, Лена, – Виктор хотел как-то шумно и многословно убедить ее в том, что история, якобы известная ей, ничего не стоит, и все это сплетни, и он уже и думать забыл о том, что было, и вообще все это неправда. Но, вместо этого, спросил:
– Ты давно знала?
– Давно.
Как пойманный на месте преступления вор, страстно желающий срочно, сейчас, свалить на кого-то свою вину, и от этого теряющий чувство реальности, Виктор вдруг неожиданно резко спросил:
– Ну и что же ты молчала?
Лена с интересом подняла на него глаза.
– А о чем нужно было говорить?
– Значит, ты просто наблюдала за мной? Ждала, чем все закончится?
– Я и до сих пор жду, чем все это закончится. Ведь, как я понимаю, ничего еще не закончилось, да? И это просто перерыв из-за болезни Женьки, да? Я же все вижу. Я же сама женщина, и все понимаю. Я бы и сама так сделала. Это она тебя послала, да?
– Куда послала?
– Ну сказала: иди домой, ты там нужен, там дети, да? Ей же нужно перед тобой ангелом казаться. Представляю, как любой мужчина оценил бы такой жест.
Тут Лена ошибалась, и Виктор так обрадовался тому, что она хоть в чем-то думает о нем хуже, чем есть на самом деле, что с неожиданной искренностью он начал убеждать ее:
– Вот тут ты в корне ошибаешься. Что бы там ни было, а вы были для меня всегда на первом месте. Да, Лена, было. Я не скрываю. Раньше скрывал… – Его опять что-то подталкивало к спасительному вранью, и он опять начала запинаться и сбиваться.
– Да, раньше скрывал. Тебя расстраивать не хотел. Но знал, что это несерьезно. А теперь уже все. Так о чем говорить?
– И давно уже все? – недоверчиво спросила Лена.
– Нет, недавно, – решительно закончил Виктор.
Лена подняла голову, собираясь сказать что-то язвительное (как ему показалось), но в это время Женя зашевелилась, и они вместе, стараясь не шуметь, бросились к кроватке.
– Тшшш, – прошептала Лена, трогая рукой лоб девочки, – Кажется, падает температура. Вся мокрая, вспотела, смотри…
Виктор дотронулся до воротника детской пижамы и почувствовал неприятную влажность.
– Вот и хорошо, – прошептал он.
– Ее нужно переодеть, а то она сейчас остынет в мокрой рубашке, – Лена кивнула на шкаф с одежками.
Без лишних вопросов, Виктор подошел к шкафу, вытащил сухую мягкую пижамку, пахнущую чем-то чистым и детским, и они вместе, тихо, «в четыре руки», стараясь не толкать друг друга, начали переодевать Женю, осторожно вставляя слабые сонные ручки в рукава.
– Все хорошо, все хорошо, – повторял Виктор, чтобы не молчать и продлить мгновения, когда они переодевали дочку.
– Тише, Вить, – шепнула Лена ласково и с благодарностью посмотрела на него.
И от того, что она испытывала в этот момент чувство благодарности к нему, в то время, когда он еще, на самом деле, ничего не решил и ничего не сделал для того, чтобы позволить себе принять ее прощение, Виктор почувствовал себя последней свиньей.
Девочка несколько раз вздохнула, закашлялась, но не проснулась.
Лена молча смотрела на ребенка.
– Ленка, – чуть громче прошептал Виктор, – послушай…
– Витя, ложись спать. Поговорили, и все. Всё – значит всё.
