– Плохо, – прошептала она.
– Отец?
– Да.
– Кто ему сказал?
– Вроде бы соседи.
– Так что ему сказали? В чем дело?
– Ему сказали, что, когда я одна дома, ко мне постоянно приходит мужчина и остается допоздна.
– Что ты ему ответила?
– Лучше бы я ничего не отвечала. Молчала бы – было бы лучше, – Анжела посмотрела куда-то в сторону.
– Эй, послушай, не вздумай плакать, – Виктор повернул к себе ее лицо, – Я никому не дам тебя обижать.
Анжела вздохнула.
– Если бы я промолчала, он, наверное, поворчал бы и успокоился. А я, конечно, не сдержалась, начала доказывать, что у меня могут быть свои дела. А у него – сердце. Он выпил какие-то капли и стал кричать на меня. Ты бы слышал, как он меня называл!
Виктор взял руками ее лицо, поцеловал.
– Бедная моя, девочка.
– Но это было самое лучшее, что могло случиться. Я повернулась, ушла в свою комнату и закрылась. На ключ… Я люблю тебя…
О, эти грустные импульсы счастья, которые переполнили его сердце… Ее глаза говорили без слов.
Виктор сильно сжал ее руки. С языка готовы были слететь какие-то обнадеживающие слова, но говорить вслух какие-то банальные фразы ему не хотелось А утешить ее было нечем. Что он мог ей пообещать? Номер в гостинице? Уикенд за городом? Новую сумочку?
– Витя, послушай, – Анжела вытерла слезы, я, когда шла к тебе сегодня, хотела, чтобы мы перестали мучать друг друга. А увидела тебя – и все… Лучше уж мучиться, чем совсем не видеть.
«Надолго ли нас хватит, – подумал Виктор, но ради какого долга, ради каких обязанностей можно оттолкнуть от себя человека, любящее тебя существо, которое ты приручил, воспитал по своему вкусу, которое дорого тебе так же, как дороги дети и жена?»
– Как твоя дочка себя чувствует? – спросила Анжела.
– Спасибо. Уже хорошо.
– Ты устал?
– Немного.
– Ты проводишь меня?
– Конечно!
– Только не до подъезда, хорошо?
– Как скажешь.
– Ты не обиделся?
– Ну что ты? Я хочу, чтобы тебе было легче. Как ты скажешь, так и сделаю.
Анжела покачала головой.
Она принадлежала к числу женщин, которым нужно было говорить: «Сделай так и так, и не спорь». А Виктор всегда давал ей право иметь свое мнение, когда она его не имела, право решать, – когда решение было за ним. Хотел разделить ответственность?
Он давал ей право поступать по своему усмотрению, когда решения не было. Но он ей нужен был именно таким – все его слабости и недостатки были ей тем ближе, чем глубже она их понимала.
– Ты позвонишь мне завтра? – спросил Виктор, когда они прощались на трамвайной остановке.
– Хорошо. Да. Обязательно.
– Я буду ждать.
«А что, собственно говоря, ждать? Встретиться и ходить по улицам? Надо срочно что-то придумывать. Мы же не школьники, – думал Виктор, шагая домой по темным улицам. Неутоленное желание отзывалось в нем мучительной тупой болью. К физическому дискомфорту прибавлялась боль моральная. Все было плохо.
Лена обняла его на пороге, ища губы.
– Извини, мне что-то плохо, – Виктор разжал ее руки и прошел в ванную. Лена спокойно пожала плечами. Нечасто Виктор отвергал ее заигрывания, но она знала, что, со временем, острота чувств проходит. Наверное, пришло и их время. Грустно…
Лена прошла на кухню разогреть ужин, а Виктор в это время смотрел на льющуюся воду и, в очередной раз, принимал решение. «Я сам выпутаюсь из этого клубка».
В это время на другом конце города удивительно красивая женщина сидела за столом на кухне и смотрела в одну точку. Одна за другой сигареты сминались в пепельнице, и дым от них рассеивался вокруг, образуя стойкий душный запах. Ира хотела забыться. Рядом на столе стояла откупоренная бутылка вина и бокал. С одной мыслью «куда я качусь», она наливала вино и пила маленькими глотками, с каждым глотком надеясь, что вот сейчас, сейчас, стресс, наконец, отпустит, напряжение улетучится и какая-нибудь спасительная мысль придет в голову.
