– Мне чуть-чуть, а то с желудком жуть что творится, – жалобно попросил Авдеев, вырвав свой стакан. Повернувшись ко мне, он заговорщицки зашептал: – Не слушай этого засранца. Завтра он позовет и попросит вас заключить с ним контракт. Обещаю, – и подмигнул Антону.
– Ну ты меня достал, – вздохнул Антон, сверля друга тяжелым взглядом.
– Можете сейчас ехать домой, – демонстративно продолжал шептать мне Авдеев, – а завтра готовьтесь приступить к своим обязанностям.
Я пожала плечами – хорошо. Позвоните завтра – отлично, а не позвоните – не беда, у меня клиенты в очередь выстраиваются.
Нагло взяв на себя роль хозяина, Авдеев проводил меня до двери, а сам вернулся продолжать вакханалию. На то, что завтра мне позвонит Антон, я надеялась слабо, но зато не сомневалась, что по приезде домой меня ожидает жестокий допрос. Тетя не успокоится, пока не выведает все о моем кавалере. В голове мелькнула трусливая мысль не ночевать сегодня дома, однако я отбросила ее и решила сказать тете, что кавалер скончался прямо в ресторане, объевшись креветками. Вероятно, это избавит меня от дальнейших мучений. «Фольксваген» завелся с пол-оборота, и я покатила по ночным улицам города домой.
Удивительно, но Антон правда позвонил на следующий день, ближе к вечеру, и предложил встретиться со мной на квартире его отца незамедлительно. Адрес он продиктовал. Я сказала, что уже еду, и вылетела из квартиры.
– Ты даже не поела, – крикнула мне вдогонку тетя Мила.
Но мне было не до еды. Наклевывалась интересная и денежная работа. Нужно было ковать железо, пока горячо.
Отец Антона жил в старом четырехэтажном здании дореволюционной постройки. Поднимаясь по лестнице на третий этаж, я поняла, что дом не так плох, как кажется на первый взгляд. Добротная кладка, стены и потолки без трещин и плесени, лестница из гранитных плит с широкими ступенями. Наверное, раньше дом принадлежал какому-нибудь графу или богатому промышленнику. У стальной двери я замерла в нерешительности. Звонка не было, однако меня внимательно изучала камера наружного наблюдения, прикрепленная над дверью.
– Евгения Максимовна Охотникова, мне назначено, – на всякий случай сказала я в камеру. Никакого результата. Приглядевшись, я все же нашла кнопку звонка, замаскированную на двери, и позвонила.
«Может, меня не ждут», – подумала я, когда прошла еще одна минута томительного ожидания. В голову полезли всякие мысли: я не расслышала адрес, перепутала время встречи. А может, звонок не работает? Я еще раз нажала на кнопку и, не отпуская, постаралась уловить трель звонка, однако стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь шумом листвы за выбитым оконным стеклом подъезда. Одно из двух – либо квартира снабжена потрясающей звукоизоляцией, либо звонок действительно испорчен. И тут дверь неожиданно распахнулась, едва не задев меня. За ней оказалась высокая дородная женщина лет пятидесяти, с короткой стрижкой и сердитым лицом. Я резко отдернула руку от кнопки.
– И чего поднимать такой шум? В квартире глухих нет, – сурово сказала женщина, сдвинув брови. Ее беспокойные карие глаза бесцеремонно изучали меня.
– Если не глухие, что не открывали? – спокойно спросила я.
Женщина приготовилась ответить, однако ее опередил голос из глубины квартиры.
– У нас тут строгие меры безопасности, практически военное положение. – За спиной женщины показался Антон. На его губах играла грустная улыбка. – Валерия Евгеньевна, это ко мне, я же предупреждал, – обратился он к женщине. Лицо той приобрело виноватое выражение. Она взглянула на меня так, словно искала союзника, повернулась к Антону и виновато сказала: – Дмитрий Иванович мне строго-настрого приказал не пускать в квартиру никого постороннего и даже не открывать дверь.
