Рыбы наша Родина всегда много ловила. Рыбаки делали это самозабвенно. По велению сердца. И Партии и Правительства. И захотели последние то же самое делать с нефтью и газом. На суше это творили вовсю и давно. А надо в морях и океанах.
Каспий – не в счет. Не те масштабы.
И погнали нас. Геологов и геофизиков. На просторы морские и океанские. Народ возрадовался. По аналогии с целиной и БАМ-ом.
Ступили на шельф. Красивое импортное слово. Прибрежная зона океана. Любого. Нас, естественно, занесло, для начала, на ближайший. На шельф Северного Ледовитого.
Северный Ледовитый океан! Истинно Русское название и Истинно Русский Океан.
Осенью 1972 года наш выпуск Ленинградского Горного института – отстрелялся. Закончили отдавать долг священный. Двухгодичный. Все оказались свободны, как птицы в полете. Или, как сопли. Нет. Пожалуй, всё же, как птицы. Был огромный замечательный выбор. Не было никакого даже подобия страха или мандража. Перед каким-нибудь «менеджером по персоналу». И слов-то таких б…х в жизни нашей не водилось.
Но, извините, отвлекаюсь. Отставить! Как ещё пять минут назад командовали нам. И, как командовали, мы сами.
И зашел я в тесную маленькую проходную Научно-Исследовательского института Геологии Арктики. На реке Мойке в городе Ленинграде. И толклись уже там коллеги мои, такие же отслужившие, в таком же восторженном парении.
Саня Васильев, по институту – Сашка-Маленький. Это в сравнении с дружком своим Сашкой-Большим. Неисправимый романтик. После зенитного дивизиона рванул сюда, на набережную Мойки, рядом с легендарной Новой Голландией, в «Севморгеологию». Только-только организованную. Чтоб махнуть на шельф, на этот. На Северный.
Занесло сюда и Хребтовича. Как всегда, хмуро и подозрительно взирал он на окружающий мир. Мир готов был в любой момент обь… егорить Хребётика. В чем он ни секунды не сомневался. Но и за ним бы не заржавело. Отслужил Хребтович в Сибири. В полку взвод сдавал на глазах другого нашего коллеги-двугодичника Вовки-Академика. Прозвище академное сам себе заслужил. Мы никто и не возражали. (Смотрите книжку «Круиз», если достанете. Раритет.)
Академик вспоминал со слезами виденное:
– Хребтович каждую недостающую портянку спиртом восполнял. Черный весь ходил. Ох, близко к сердцу принял службу лейтенантскую. Особенно расставание с ней, с родимой.
Помогал ли ему Академик считать портянки – тайной остаётся.
Сейчас Хребтович имел намерение осесть в Ленинграде. «Севморгео» казалось для этого базой подходящей. Смущала несколько клетушка-проходная, но…
Чего не увидишь по ветхим особнякам и даже подвалам Ленинграда? Половина всей геологии в них обитала. И по сю пору кое-где выживает. И нефть – газ открывала. Для тех, кто сейчас нынче у «кранов» стоит, между прочим.
Опять нас заносит. Назад. В те годы, в ту проходную…
А вот запахло в воздухе легким духом, не конкуренции, а чего-то вроде дурачества какого-то, что ли?
Появился Борька-Жучила.
Он своё, в армии, оттрубил ещё до института. На Новой Земле. Всего видал не по наслышке. И уже два годика после Горного в одном из геологических «подвалов» отгорбатил.
– Ты, чего же это, Жук, а? – заорали мы ему с Санькой. – Никак тоже решил в моря податься?
Хребтович скуксился ещё сильнее. Чай, одним претендентом больше.
А Сашка наоборот искренне возрадовался:
– А, правда, Жучила, давай, идем вместе бороздить океанские просторы. Становиться будем волками морскими. Просолимся все. А нефть откроем – ей пропахнем.
