– Да ты представляешь, с кем разговариваешь?! Я же сотру тебя в порошок!
– Слушай сюда, карась… ты, из никому не нужного болота! Мне плевать, какие там у тебя погоны и должность! Приезжай, и я с удовольствием высажу тебя на теплоход, чтоб ты по нему прогулялся. А то вы там высоко сидите и не представляете, что это такое!
– Всё, подполковник, считай, что карьера твоя закончилась! Я тебя засажу надолго! Ты слышал?! – кричал в телефон Богданов.
– Смотри, аж трубка подпрыгивает, – негромко сказал Сукровин.
– Я-то слышал. А теперь ты послушай, генерал. Я тебе обещаю: если еще раз позвонишь и будешь отвлекать меня от проведения операции, я приеду в Москву и при всех набью тебе морду! Всё, разговор окончен!
– Да ты!.. – хотел что-то ответить Богданов.
Но Дроздов прервал разговор.
– Да-а… Ну ты даешь, Дроздов! – посмотрел на него полковник. – Сейчас знаешь, что начнется?
– А что начнется?.. Ничего не начнется. Ну, позвонят они директору ФСБ, начнут дергать моего начальника. Но найти замену не смогут. В нынешней обстановке прокуратура вообще пятое колесо в телеге. Ее сотрудников только МВД боится, потому что зависит от них. Так что, Дмитрий Палыч, давай думать, что делать с «Булгаковым».
– А что делать?.. Я думаю так: ты поразмыслишь, решишь, а мы на подхвате.
– Не хочешь, значит, товарищ полковник, участвовать в принятии решения?
– Веришь, Дроздов, у меня грехов во! – Сукровин провел рукой по горлу. – Но этот сразу затмит все. Поэтому ты не обижайся. Ты уж, как всегда, давай сам.
– Да, я понимаю, Дмитрий Палыч. Ладно, пойду пройдусь, – ответил он и пошел к воде.
Посмотрев на речную гладь, Дроздов тяжело вздохнул и медленно побрел по берегу. Ему сложно было осознавать, что те, кто сейчас боролся за свою жизнь там, в двухстах метрах от берега, фактически были обречены. И самым трагичным было то, что это не зависело от успешности их выживания.
Подполковник то и дело останавливался, смотрел в сторону теплохода, потом снова шагал дальше. Груз предстоящих решений, словно многотонный пресс, давил на грудь. Перебирая в голове различные варианты действий, он никак не мог найти выход из сложившейся ситуации.
Мухин хотел подойти к нему, но полковник Сукровин жестом показал, что этого делать не надо.
Дроздов остановился, поднял маленький плоский камешек и запустил его по воде в сторону теплохода.
«Что же делать? Москва требует завершать операцию. А как ее завершить? Они же наверняка знают, что закончить проведение операции можно только уничтожением судна. Если центры обсервации ликвидируют, то и эвакуации с “Булгакова” не будет. Что же делать?.. Где этот сука, заместитель генерального прокурора? Пусть назначили бы его старшим, и принимал бы здесь решения. Хорошо все устроились: сидят там в своих кабинетах – и давай, Дроздов, командуй на месте.
Что же делать?.. А если через три недели война?.. Если война, то и думать нечего, всё равно все умрем. Просто кто-то раньше, кто-то позже. А если не будет?.. Если не будет, Дроздов, то те, кто имел шанс выжить на теплоходе, будут приходить к тебе по ночам и спрашивать – почему?.. Почему ты, Дроздов, решил, что у нас нет шанса? Почему ты, Дроздов, решил, что мы все не должны жить?.. Там почти триста человек. А если некоторые смогли закрыться в каютах и уцелеть? А если из заболевших один или два смогут выжить? Выжившие – это же бесценный дар. Сколько их по России? Единицы.
