Вишневая - страница 2

– Мы с отцом впахиваем как ненормальные, чтобы оплачивать тебе учебу, а ты имеешь наглости брать и не ходить! Тебе диплом нужен, Еся, остальное – вещи второстепенной важности.

Если бы внезапно в квартире начался пожар или потоп, или какой другой катаклизм, первым, что схватила бы мать после папки с документами и паспортов был бы Есенин аттестат. Мама ее образование ставила в одну линию с базовыми человеческими потребностями, будто без диплома Вишневецкой грозила незамедлительная остановка дыхания и сердечного ритма. Сама Есеня к этому вопросу подходила с доброй долей скептицизма и мало верила, что отсутствие корочки непременно довело бы ее до паперти и протянутой руки.

– Я могла бы заняться репетиторством, если вас так прижимают финансы.

– Да при чем тут деньги? Я же про другое, – всплеснула руками Елена Владимировна. – У нас ведь был уговор, помнишь? Пока учишься, мы с папой тебе материально помогаем как можем, работать не надо, только учись хорошо. Разве мы о многом просим?

Упрекать, не упрекая – вот, что мать умела лучшего всего. Словно мастер по акупунктуре она с точностью знала, на какие точки следует давить и куда лучше всаживать тонкие иглы, чтобы заставить человека нервничать. Разумеется, Есеня сама была виновником своего положения и наживать долги ее никто не заставлял, но этот порицающий тон матери, словно она опозорила всю семью, вызывал внутри подспудное чувство тревоги и раздражения.

– Да я решу я этот вопрос, мам. Делов-то.

Как ни старалась Есеня выглядеть спокойно, пожимание плечами вышло скорее нервным, чем расслабленным. Мать ее показушность, само собой, не убедила.

– Знаю я, как ты дела решаешь, поэтому я сама поговорила с Даниилом Александровичем…

Оставшаяся часть фразы утонула в нарастающем шуме в ушах, в громкой пульсации крови, в частых и гулких ударах сердца.

– …И он попросил тебя подойти к нему сегодня после пар.

– Зачем ты это сделала, мам!?

Прозвучало это куда истеричнее, чем ей хотелось бы и куда громче, чем она ожидала. От волнения Есеня даже с места подскочила, больно ударив колено о столешницу. На ее неосторожность с не меньшим возмущением звякнула и посуда. Еще бы в девятнадцать лет ее проблемы с учебой решала мама, названивая преподавателям. Не просто преподавателям, Миронову, который раньше дышал и жил одними лишь издевками в отношении Вишневецкой.

– Ну, а что такого? Ты его знаешь, он тебя тоже. И он согласился тебе помочь, – без особой застенчивости пожала плечами мать. – Я все ему объяснила.

– Да я бы и сама могла, я бы… могла… зачем все это? – проглатывая воздух вместе с раздражением, Есеня начала захлебываться гневом. – Ну вот зачем, мам?

Уши и щеки запылали так, что стало жарко. Взрывная волна негодования разошлась по комнате и неосторожно задела Елену Владимировну. Не той реакции она ждала от дочери и не такие слова хотела бы услышать в ответ на протянутую руку. Есеня прекрасно понимала, что она ждала благодарностей, но выдавить из себя то, чего в ее запасах не было, она не могла. Ей будто объявили интервенцию и ждали за это искреннего и чистосердечного «спасибо».

– Ну что ты сама? Что сама? – внутри матери с тихим рокотом словно заводился старый мотор. – Не стала бы ты сама ничего делать. Досидела бы до отчисления. Я что же совсем тебя не знаю, по-твоему?

Мотор кряхтел, пыхтел и злобно побрякивал и, если бы Есеня позволила себе продолжить препирательства, непременно не выдержал бы и взорвался. Так всегда происходило, стоило попытаться вставить хоть слово поперек матери. Потому Сеня приняла мудрое решение поднять белый флаг и отступиться. Она с тихим вдохом уселась обратно за стол и подперла голову козырьком сложенных рук, чтобы мама не видела, как в раздражении закатываются ее глаза.