Вася шёл налегке, без вещей и в лёгкой телогрейке, которую ему нашла Вера Ивановна. В кармане лежали зажаренные лепёшки, а на поясе подвязана фляжка с водой. Обувку тоже пришлось сменить. Старенькие ботинки были чуток великоваты и потому, ему пришлось немного «поколдовать», чтоб уплотнить ноги внутри с помощью стелек. Через полтора часа Вася уже шагал по Новониколаевке и вспоминал всё, что ему наказывал ему Илья Пантелеевич. Без труда найдя конторку слободского старосты.
На крыльце столкнулся с полицаем, который или проявляя бдительность, или выслуживаясь, стал проверять «аусвайс». Молча проверив и отдав документ, вздёрнул на плече ремень винтовки и заковылял вразвалку по улице.
Волостной староста был на вид моложе даже пятидесяти лет, одет не по-деревенски, а ближе к интеллигенции, в костюм, хоть и видавший уже виды и хорошие, но тоже не новые ботинки. Возможно, до войны, староста занимал какую-то руководящую должность или даже проживал в городе. Он внимательно прочёл петицию Пантелеевича, заулыбался, покачал головой и заговорил.
– Вот, старый хрыч! Он тебя, как будто рекомендацию в комсомол или того выше, в партию написал. Мог бы и попроще брехать, у тебя и без того на лбу написано – «комсомолец» и дай в руки оружие, знал бы в какую сторону повернуть. Так?!
Вася помолчал немного и ответил:
– Моя семья, и мамка и сестры и брат с голоду помирают, а вы о каком-то оружии говорите. Мне бы хлебом разжиться, чтоб хоть полмесяца продержаться.
– А потом, что?
– Бог даст, трава попрёт, тогда уже голод не грозит.
– Ну, да ладно, будь, как хочешь. Ступай, коли не судьба помереть от голода – помрешь от холода. Кому судьба утонуть, тот и в ложке супа утонет, захлебнётся. Напишу тебе пропуск. Может родня в беде не оставит, если сами не голодают.
Не задерживаясь, Василий, двинулся дальше в путь. По его расчётам, если его никто надолго нигде не задержит, то к вечеру должен поспеть к месту назначения. Благо долгота дня уже увеличилась сильно и темнеть начинало около 20 часов вечера. Даже, если делать привалы и будет тратиться время на проверку документов и прочие неучтённые случаи и-то должно с лихвой хватить.
Ещё не было семи часов вечера, когда Вася с высот над хутором Едуш созерцал в низ, где в долине Миуса стоял фронт. И расстояние до передовой линии, ничуть не отличалась по расстоянию до неё, от того, что было в том, где он нашёл с сестрой пристанище, в хуторе, где они нашли добрую и заботливую вторую мать, Mutter, хотя, если правильнее сказать, то не они, а она их нашла.
Владимир Леонидович, встретивший Василия у калитки, недоверчиво выслушал историю Васи. И недоверие имело основания быть, так как в такое тяжелое время встречались различные аферисты, представляющиеся кем угодно, лишь бы войти в доверие простых граждан, привыкших верить и входить в положение нуждающихся. Как правило, это были люди из криминального мира и те, кто не побирался, а наоборот, предлагал продукты в обмен за украшения, золотые вещи и всяческий антиквар. За таких говорили так: «Кому война, кому, что мать родна».
Но, когда Вася отдал сопроводительное письмо, хозяин гостеприимно впустил в дом, уставшего с дальней дороги парня.
– Евдокия, с порога крикнул хозяин, нагрей воды, парню с дороги умыться нужно.
– Не стоит беспокоиться, – скромничал Вася, – я и холодной умоюсь.
– Молодой человек, – включилась в разговор хозяйка, – дома, как знаешь, а у нас, изволь, как положено. Раздевайся. Я сейчас быстро организую.
