Вася внимательно осматривал и уютный кирпичный домик, из местного кирпича, каких и в Матвеевом Кургане, в качестве личных домовладений можно было по пальцам одной руки пересчитать и обстановку внутри дома. Было видно, что, как минимум, до войны хозяева жили совсем не бедно.
– Ну, вот, а теперь за стол. Ты с дороги и устал, и проголодался небось?! Если давно не ел ничего, то понемногу, чтобы живот не свело. А потом ещё покушаешь.
В другой раз, Вася бы ухмыльнулся, потому что вопрос был некорректный, как минимум, точнее из той жизни, привычки из которой ещё жили в этих людях.
Еда была простая, но такая, которую Вася и дома не видел. Хлеб домашнего приготовления, хоть и с добавлением отрубей, но с таким приятным запахом, несмотря на свою чёрствость, который Вася начал забывать. Пшеничная каша, с грубой обработкой зерна или в ступе или домашней кустарной крупорушке. И главное, тётя Дуся, как она представилась сама, подала кружку с молоком.
Последний раз Вася пил молоко месяца два тому назад, когда странствовали сестрой по сёлам. Выпив молоко, Вася услышал, как его бедный желудок взбунтовался. Он давно не принимал в свои «жернова» такого качества пищи и в таком количестве. Хоть Вася, придерживался рекомендации, хоть и сильно хотелось съесть всё и сразу, сдержался и поэтому, и потому, что было как-то неудобно. Тем более, что ни сам хозяин, ни хозяйка, сидя за столом и наблюдая за тем, как ест незнакомый в принципе им человек, но как написала невестка Владимира, жена покойного брата Гриши, то парень этот ей, что сын. Сидели в стороне смиренно и молодая женщина, лет тридцати и рядом двое девочек, старшей лет восемь, а меньшей 5—6 лет.
Когда Вася поел, Владимир Леонидович рассказал, что сын его старший на фронте, а вот эта женщина – жена сына, т.е. невестка Лиза с детьми. Меньшая их дочь замужем в Таганроге. Муж – инженер какого-то завода, эвакуировался с заводом, а жену с маленьким ребёнком оставил в городе.
– Мы звали дочь к нам – не хочет. Она учителем немецкого языка до войны работала в школе. Немцы узнали, пригласили работать в городскую управу. Паёк хороший получает и зарплату, даже няню смогла нанять ребёнку. Но это же ненадолго. А, что будет, когда наши немцев прогонят? Могут же и привлечь, как немецкую прислужницу. Вот и думай, как оно лучше.
Хозяин помолчал немного, уперев глаза в середину стола, как будто ждал, что там сейчас должно было что-то случиться.
– Мы держали до войны большое хозяйство. Мясо и сало возили в Таганрог на рынок продавать. Сейчас, конечно, что вырезали, что немцы конфисковали в свой армейский котёл. А вот смалец и сала немного приховали. Смалец подсоленный, он может годами храниться. Зерно тоже сумели сохранить, то, что для подсобного хозяйства было запасено. Конечно, люди и у нас не все сытно живут. И мы, как и другие, кто жил получше с хуторянами делимся. Люди у нас до того скромные, что, пока сам не предложишь, умирать будут – не попросят. Поможем, конечно, всем, чем можем. И по знакомым завтра утром пройдём: «с миру по нитке – голому рубашка». С пустыми руками не уйдёшь.
– Спасибо, дядя Володя! Спасибо!
– Да, не за что пока ещё и не стоит. Как же иначе? Тут пройдохи даже тушёнку предлагают и хлебушек. Наверное, уже богаче в разы стали, чем миллионер Корейко из «Золотого телёнка» Ильфа и Петрова. Не читал?
Вася отрицательно покачал головой. Он хотел представить, сколько это купюр должно быть, чтобы миллион в сумме был. Ему не верилось, что завтра он сможет отправиться в обратный путь, загруженный продуктами. Конечно, идти будет тяжелее, но чувство долга и обещание будет его подталкивать и придерживать, когда сил не останется, и даже если упадет, то будет ползти, но доползёт, обязательно доползёт.
