С Лялькой мы встречались не только в школе. Я часто бывала у неё, и даже оставалась ночевать. У них была трёхкомнатная квартира в двухэтажном доме со всеми удобствами, что мне очень нравилось.
Позже у Сайфутдиновых появилась машина «Москвич» номер восемь и дача. Несмотря на явное различие в нашем достатке, я не чувствовала никакой ущербности, и Ляльке не завидовала. У подруги моей была своя, отдельная комната, а нам с сестрой приходилось спать не только в одной комнате с родителями, но и в одной постели, однако такое «социальное неравенство» меня нисколько не смущало. Просто, благодаря наличию у Ляльки автономного пространства, я у неё бывала чаще, чем она у меня.
Мне и в голову не могло прийти, что Лялька обращала внимание на разницу в финансовом положении наших семей, но я ошибалась. Правда, поняла это только в шестом классе. К новому учебному году родители купили мне индийские туфли-лодочки за 18 рублей. По тем временам это был царский подарок, и я пребывала на седьмом небе от счастья. Сентябрь был жарким, и на линейку мне велели идти в старых сандалиях, а Лялька пришла в новеньких индийских лодочках. Увидев её обновку, я радостно воскликнула:
– И мне такие же купили!
– Этого не может быть, – остудила мой восторг Лялька.
– Почему!? – удивилась я.
Меня возмутил не столько смысл её высказывания, сколько то, что она заподозрила меня во лжи.
– Они для вас слишком дорогие.
Я обиделась на неё ещё больше, и ничего не ответила, а назавтра пришла в лодочках, но радость от подарка слегка померкла.
После этого случая я стала замечать, что Лялька вообще любила поражать одноклассниц «статусными» вещами. В седьмом классе она первая заявилась в школу в чулках «эластик», которые у неё украли в тот же день во время урока физкультуры в раздевалке. Был скандал, мы даже подозревали одну девочку, но обыскивать постеснялись, а классная руководительница сделала Ляльке выговор:
– В школу в чулках эластик приходить не положено.
Выговор ровным счётом никакого действия на Ляльку не возымел, и через пару дней она опять пришла в эластике. Правда, её эксклюзив продержался недолго: остальные девчонки тоже, одна за другой, стали щеголять во «взрослых» чулках. Я ещё долго оставалась последним из могикан в своих хлопчатобумажных детских чулочках в рубчик, но потом и мне удалось сменить их на грубую синтетику, которая, оправдывая своё название, действительно растягивалась до любого размера, но воздух пропускала слабо.
Надо сказать, что я, хоть и мечтала, как и все девчонки, о разных модных штучках, но от отсутствия у меня таковых не умирала. Любая модная вещь неизбежно, и очень быстро, превращалась в униформу, в результате чего теряла для меня свою привлекательность, не успев поселиться в моём гардеробе. Именно поэтому у меня никогда, например, не было плаща «болонья». Зато была умеющая шить мама, а я умела придумывать фасоны, и наш тандем на ниве «от-кутюр» не только удовлетворял мою потребность в пребывании на острие моды, но, и это самое главное, давал мне возможность никогда не быть растиражированной. Одноклассницы мои обновки оценивали высоко, и в такие моменты мне приходилось перехватывать Лялькины ревнивые взгляды.
Но это было уже в подростковом возрасте, а тогда, в четвёртом классе, на светлом лике нашей дружбы не было ни единого пятнышка, и мы с ней прожитый друг без друга день считали безвозвратно потерянным. Мы могли часами говорить о всякой ерунде, которая нам казалась очень важной. Например, однажды мы живо обсуждали различие между понятиями «глаза» и «очи». В результате этой филолого-анатомической дискуссии мы пришли к выводу, что очи – это просто очень большие глаза независимо от их цвета, потому что говорят: «очи чёрные» и «открой свои ясные очи». По окончании дискуссии Лялька авторитетно заявила:
