Vita Vulgaris. Жизнь обыкновенная. Том 1 - страница 8
– Милка, трясця твою матерь, йиды до дому, йисты пора! – часто своей цели не достигал, потому что даже если я его и слышала, домой не торопилась.
Да и что, на самом деле, сидеть дома, когда во дворе: прятки на первого или последнего голить, догонялки выше или ниже земли, чижик, лапта, казаки-разбойники, круговой или выбивалы, штандр, «Где сапожник живет?», ножички, "На золотом крыльце сидели", "Полицейские и воры", классики, скакалки, ко́ндалы (не кандалы, а именно ко́ндалы с ударением на первый слог), испорченный телефон, а также лазанье по деревьям и набеги на соседские сады и огороды.
У девчонок были популярны игры в «дом», когда дом со всей мебелью просто рисуется на земле, и в этом плоском интерьере разыгрывается незатейливый сюжет семейной жизни, а ещё кукольный театр, когда все куклы делаются своими руками из тряпочек, веточек и желудей.
Неудивительно, что при такой насыщенной программе кушать было совершенно некогда, и, бог его знает, откуда у меня брались силы на непрерывную беготню в течение всего светового дня. Домой я забегала только для того, чтобы воды попить – от догонялок и выбивал в горле пересыхало, а волосы на голове слипались от пота.
Ведро с питьевой водой стояло на скамейке в «слепом», то есть без окна, коридорчике. Накрыто оно было фанеркой, на которой стояла большая кружка, сделанная из медной гильзы с приклёпанной к ней неказистой жестяной ручкой. Однажды я, как всегда запаренная, забежала в коридорчик, на ощупь сняла с ведра фанерку, зачерпнула полную кружку воды и залпом ее выпила. И только выбежав на улицу, почувствовала, что вода была какая-то не такая. Оказалось, что бабушка Варвара стирала бельё и грязную, мыльную воду поставила на то место, где обычно стояла питьевая вода. И ничего – меня даже не стошнило!
В другой раз мне повезло меньше. Мы с девчонками воровали лук и редиску на огороде, который примыкал к одному из частных домов (по преимуществу саманных развалюшек), расположенных в тылу наших трёх бараков. Хозяйка огорода, злая тётка Дуся, нас застукала за этим неправедным занятием и погналась за нами с проклятиями в наш адрес и в адрес «такой-то матери». Догнать нас ей, конечно, было слабо́, и она быстро отстала, а мы спрятались в глинобитном сарае Дусиной соседки. В сарае на земляном полу стоял зажжённый примус, а на нём огромная кастрюля с кипящим борщом. Мы присели на корточки вокруг этого примуса и притихли, потому что злая Дуся была где-то рядом. Минут через десять нам стало скучно, но покидать укрытие мы не решались. Танька сняла с кастрюли крышку, прихватив ее подолом платья, чтобы не обжечься, и бросила туда пучок ворованной редиски:
– Вкуснее будет, – прошептала она.
Мы сдавленно захихикали, а Олька авторитетно заявила:
– А я знаю, как примус накачивать.
– Подумаешь, я тоже знаю, – ответила Танька, которая никогда и ни в чём не любила уступать.
Ольга поспешила продемонстрировать свое умение, после чего за поршень взялась Татьяна.
– Дай я! Дай я! – загалдели девчонки и, отталкивая друг друга, потянулись к примусу.
Примус закачался и опрокинулся вместе с кастрюлей, борщ залил огонь и сарай наполнился густым белым паром. Мы со смехом выскочили из сарая и пустились наутёк, моментально сообразив, что за такие дела влетит посильнее, чем за лук и редиску. И только забежав за наш барак, мы поняли, что можно остановиться – кто докажет, что это наших рук дело? Возбуждение потихоньку улеглось, и тут я почувствовала, что моя левая нога горит огнём. Всё, что было ниже колена, превратилось в большой красный пузырь. Злополучный жирный борщ с редиской вылился прямо на меня, а я даже боли не почувствовала! Видно, весь мой организм был мобилизован на бегство, и отвлекаться на другие «мелочи» ему было недосуг. Когда же опасность миновала, «мелочь» заявила о себе в полный голос. Нога болела невыносимо, но идти домой я боялась – как объяснить маме, откуда ожог взялся? Я остудила ногу водой из арыка, и мы с девчонками побежали на базар.