Я вел машину, растерянно глядя по сторонам, и Кора, наверное, догадалась, что что-то не так. Вернее, то, что все это время было не так, теперь обрело осязаемые очертания.
Я затормозил, прижавшись к правой обочине, развернулся – движения, собственно, не было никакого, даже сейчас, в разгар лета, – и медленно поехал назад, в ту часть, которую условно можно было бы назвать центром. Мимо проплыли старые фасады четырех магазинов, совершенно мне незнакомых.
«Кафе». Хорошая идея. Я припарковал машину – с таким же успехом можно было оставить ее посреди улицы, – и мы зашли в кафе.
Кроме нас, посетителей не было. Мы сели у стойки и заказали охлажденный чай. День выдался жаркий, и, наверное, неудивительно, что я вспотел.
– Вы не знаете здесь в округе семью Белпатри? – спросил я усталую официантку с голубым лаком на ногтях.
– Кого?
Я повторил по буквам.
– Нет. – В этой женщине – владелице или совладелице кафе – безошибочно угадывался старожил. – Вроде в Перронвиле есть Беллы, – добавила она.
Мы не спеша пили чай и наблюдали за отвратительно опытной мухой, залетевшей за стекло на кокосовый орех, украшавший что-то сухое и желтое. Я не хотел смотреть на Кору и на ее ни к чему не обязывающие фразы отвечал односложным мычанием.
Расплатившись, мы сели в машину и медленно поехали по шоссе к югу. Я внимательно всматривался в боковые улочки – ничего. Все выглядело совершенно иначе.
На краю поселка я свернул на заправку и залил бензин. Подзарядкой здесь и не пахло – так далеко на север от Солнечного Пояса электромобили, как видно, не дошли. А на новой станции «Ангро», которую я вроде бы помнил – действительно помнил! – подзарядочные устройства были.
Заправщику пришлось выдержать ту же серию вопросов о семействе Белпатри. Увы, эту фамилию он слышал впервые.
Не успел я завести двигатель, как Кора спросила:
– Ты помнишь улицу, на которой стоял твой дом?
– Конечно. Беда лишь в том, что это ложная память.
Я был потрясен открытием – да. Но не до такой степени, как можно было ожидать. Где-то глубоко внутри я все время знал, что и запечатленный в памяти дом, и мое детство – изощренная ложь. Важно было приехать сюда и убедиться. И главное, чтобы при этом рядом была Кора.
– Конечно, я помню улицу и дом. Но они не в этом городе. Улицы другие, и дома другие, и люди… А все, что я вижу вокруг, – я этого не помню. Я никогда в жизни не был в Багдаде.
Наступило молчание.
– А может, их два? – произнесла Кора.
– Два города с одним названием? Оба в Мичигане, оба в нескольких милях к северо-востоку от Эсканобы по одной дороге? Причем дорогу я помню, все сходится. Все до края поселка. Потом… словно вживили что-то чужеродное. В географии или в памяти – не знаю…
– А твои родители, Дон? Если их здесь нет…
Они по-прежнему стояли у меня перед глазами, но не близкие, а будто с киноэкрана или страницы книги. Мама и папа. Милейшие люди.
Я больше не хотел думать о родителях.
– Ты нормально себя чувствуешь?
– Нет, но… – Я понял, что в каком-то отношении мне сейчас даже лучше, чем там, во Флориде, без единого облачка на горизонте. – Вернешься со мной во Флориду?
Кора хихикнула – видимо, от облегчения, что я держу себя в руках.
– Да уж. Честно говоря, не хочется остаток отпуска проводить здесь.
Я выехал на знакомое шоссе. Прощай, Багдад, вор моей юности.
