Нам повезло с рейсом на Детройт и недолго пришлось ждать самолета до Майами. Кора попросила меня сесть у иллюминатора, и я наблюдал, как чернильную тьму прокалывают светящиеся колодцы звезд.
– Ты не собираешься обратиться к помощи, когда мы вернемся?
– К чьей помощи? – спросил я, уже догадываясь. – И по какому поводу? – догадываясь и об этом.
– Тебе нужен врач, разумеется. Специалист по подобным вопросам.
– Думаешь, я сумасшедший?
– Нет. Но мы оба знаем, что-то у тебя определенно не в порядке. Если автомобиль барахлит, его показывают механику.
– А если правый глаз обманет тебя?
– В роль Эдипа можешь не входить. Я говорю о психиатре, а не о психоаналитике. Предположим, какое-то повреждение органического характера… Куда-нибудь давит осколок кости – последствие твоего несчастного случая – или что-нибудь в этом роде.
Я долго молчал. Ничего лучшего в голову не приходило, однако…
– Просто душа не лежит, – признался я.
– «И остается лишь разгладить эту прекрасную пустоту», – почти что с горечью сказала Кора.
– Что?
– «Тихая Лета – моя обитель. Я никогда, никогда, никогда не вернусь домой!» Сильвия Платт, из поэмы об амнезии. Предпочитаешь жить без памяти?
– За цитатой у преподавателя литературы дело не станет, – пробормотал я, но последняя ее фраза мне не понравилась.
Нельзя попросту забыть о поездке в Мичиган и вновь соскользнуть в счастливое неведение, сказал я себе. Нет.
И тут же опять пришло странное чувство – а может, отмахнуться от всего этого и плыть по течению, никогда, никогда, никогда не возвращаясь домой?..
Мне стало страшно.
– Ты знаешь хорошего специалиста в этой области?
– Нет. Но, безусловно, найду.
Я потянулся и тронул ее за руку. Наши глаза встретились.
– Хорошо, – сказал я.
Кроме плавучего дома, у меня на Флориде-Кис есть собственная квартира. Но мы остановились в гостинице в Майами, где выбор врачей значительно шире. Кора сразу же села за телефон и разыскала приятеля одного знакомого, каким-то образом связанного с администрацией медицинского института. По ее теории, надо обращаться к тому специалисту, к которому приходят с собственными проблемами другие врачи. Через несколько часов после нашего приезда я был записан на прием к психиатру, доктору Ралфу Даггетту, на следующее утро.
Словно готовясь к предстоящему испытанию, мое подсознание услужливо высыпало калейдоскоп снов. Из-за бензоколонки в какой-то дикой глуши выглянул Малыш Уилли Мэтьюс, предупредил меня, что следующий полет в самолете добром не кончится, и превратился в медведя. Кора, раздевшись, чтобы легче было залезть в мой домашний компьютер и починить его, объявила, что на самом деле она – моя мать. А когда я – во сне, разумеется, – пришел в кабинет психиатра, в засаде за столом меня поджидало толстое черное чудище.
Настоящий психиатр, с которым я встретился, в подобающее время проснувшись, побрившись и позавтракав, оказался вовсе не таким страшным. Доктор Даггетт был радушным обаятельным мужчиной лет сорока, невысокого роста, скорее плотно сколоченным, чем полным, – этакий лощеный хоббит, увеличенный в размере.
Пока у нас шел ни к чему не обязывающий разговор о причинах, побудивших меня к нему обратиться, Даггетт с непроницаемым лицом профессионального картежника изучал лежащую перед ним на столе медицинскую анкету, которую я только что заполнил. Собственно, изучать там было нечего. Насколько мне известно, всю жизнь я был до отвращения здоров.
