– Господин, – плавными движениями пройти в зал пригласила Эдмунда. Помимо запаха деликатесов, я тут же встретила двух своих родственников и повела носом.
– Вивьен, – ко мне очень эмоционально подошел отец. Мужчиной он был средних лет, носил пышные усы и вихрастую шевелюру. Маленькие, бегающие глазки мутно-серого оттенка, окружали тонкие морщинки, а на носу, вполне себе внушительном, можно было разглядеть мелкие конопатины. Одевался он вполне прилично, по крайней мере именно так Алистер Стейдж, думал.
Когда мой отец появился на свет, ему дали сильное имя, имевшее значение «защитник». Возможно, дед и моя умершая бабка Матильда, в своих мечтах считали, что наследник будет сильным, крепким и целеустремленным.
Увы, все случилось не так. Мой отец, был целеустремлен только в курении табачных листов, лени и тайным посещениям непотребного дома, расположившего все оттенки разврата на окраине города.
Ростом он пошел в Матильду, а не в рослого Гордона, казался плюгавым и незаметным. Больше всего он любил размеренный образ жизни, редко срывался на крик и часто разрешал мне многое, дабы я не жужжала над ним как надоедливый пискун.
Отношения у нас были сносные и вполне неплохие. Алистер жил в своем мире дурмана от табака, а я в любви к плодовым. Наши миры не пересекались и не бились друг об друга.
– Ты вернулась, – левый глаз отца зашелся в подмигивании. Он заключил меня в свои худосочные объятия, от которых моя голова закружилась. Дело было не в крепости мышц, а в запахе табачных отдушек, коими провоняла вся одежда Алистера.
– Отец, – улыбка коснулась моего напряженного рта, – не могла дождаться, что этот день настанет. Как здоровье? Мигрени отпустили вас?
Алистер быстро высвободил меня из отеческой хватки. Порыв отеческой любви можно было назвать завершенным.
– Теплые месяцы действуют на меня удручающе. Духота давит на сосуды.
– Хм, – хлопнула я глазами, – вам нужно было составить мне компанию в мерзлые земли. Озеро Эа лечит все недуги. Не правда ли, дедуля?
Дед косо поглядел на нерадивого отпрыска.
– Боюсь, здесь уже ничего не переделаешь, – не скрывая своего пренебрежения, дед уселся на главное место, расправив салфетку.
Алистер моментально дернул галстук и забегал глазами, в поисках новой порции табака, чтобы убежать от реальности, в виде деспотичного Гордона Стейджа.
Я тоже села на свое место и только решила с жадностью рассмотреть закуски, как в столовую, увешанную антикварными тарелками, чуть ли не до потолка, украшенного потрескавшейся лепниной, вплыла как дирижабль молчаливая Агнесс.
Агнесс, Андромеда и Алистер, были единокровными наследниками деда.
Все трое были настолько разными, что порой я задумывалась, как три таких ребенка могли уродиться у столь серьезного деда.
Ни один не был похож на него характерами.
Алистер был прожигателем жизни. Андромеда заносчивой, откровенной и развратной, а Агнесс, можно было назвать целомудренной непорочностью и энциклопедией запретов.
Больше всего, меня допекала именно она, решившая что сможет воспитать меня в канонах веры, терпимости и чистоты.
По молодости, Гордон сумел спровадить ее на церемонию обмена брачных чаш, но спустя год ее супруг отправился к богам, видимо не выдержав целибата и воздержанности от похоти.
У Агнесс, даже расцветший куст глицинии казался полным разврата.
Женщина считала, что во мне сидит бес, его надо изгонять всеми возможными способами и посему часто гоняла меня в молельный дом на исповеди и слушанья молитв.
