Женщина тихо заплакала, но по ней было видно, что если сейчас дать ей волю, она заголосит, и не по-детски напугает медперсонал и пациентов. Надо было что-то предпринимать.
– Что, Ахмад, съедает тебя чувство вины? – спросил я. Он сидел напротив, без особого желания что-либо говорить. От него шёл сладковатый запах гашиша. Жена стала раздражаться, тормошить его, чтобы он отвечал на вопросы. Но пациенты в тяжёлой депрессии и рады бы вступить в разговор, но не в состоянии это сделать, ибо в меланхолии замедляются мыслительные процессы, а иногда в голове абсолютная пустота. Полное отсутствие мыслей. Было ясно, что ему сейчас не до задушевной беседы, и что требуется медикаментозное лечение. Только потом можно заняться психологической реабилитацией нервного шока. Что он мог стать невольным убийцей мамы и двух годовалых детей, которые только начали жить. По крайней мере, так он считал. Если человек не готов к общению, лучше не лезть ему в душу, надо оставить его в покое. Всему своё время.
Я назначил Ахмаду дезинтоксикацию, гепатопротекторы, антидепрессанты, ноотропы и витаминотерапию. Через неделю он был записан на повторный приём.
В назначенное время мы с ним встретились. Он выглядел получше, оживился, первый начал разговор. На приём пришёл один, без сопровождения супруги.
– Если бы я тогда не залил свое чувство вины алкоголем, и не пытался поднять настроение употреблением анаши, я бы застрелился, док. Тем более у меня есть лицензия на гладкоствольное оружие, – без всякого сомнения в голосе сказал Ахмад.
Я молчал, давая понять, что внимательно его слушаю. Надо держать паузу, если пациент стал делиться своими переживаниями. Ахмад продолжил:
– Тогда я действительно понял, что алкоголь на время облегчает самочувствие, он спас меня от самоубийства. Но потом уже я не мог остановиться, начались длительные запои. От поскудного настроения стал тупить, умственно зависать, поэтому начал употреблять анашу, чтобы как-то оживить свои мысли.
– Ахмад, как ты думаешь, почему ты так среагировал на это происшествие? Ведь всё завершилось благополучно, не считая твоей разбитой машины. Ведь всё могло быть значительно хуже. Понятно, что ты пережил сильный стресс, могли пострадать люди и ты понёс бы уголовную ответственность. Может были еще какие-то другие причины? – спросил я больше по привычке, на всякий случай, пытаясь узреть полную картину случившегося. Надеясь, что он подробнее раскроет детали происшествия, и мы распружиним защемлённые эмоции. Но на этот вопрос он дал неадекватно бурную реакцию.
Он потемнел в лице, вскочил и быстрыми шагами начал ходить по кабинету. Далее снова сел, обхватил голову руками, и почему-то перестал смотреть в глаза. Я насторожился, ибо почувствовал, что своими вопросами задел что-то такое, что он не хочет и может высказать. Но этого требует терапия, так как если пациент не выскажет основную патогенную причину, эмоциональный блок останется, и не будет свободной циркуляции психической энергии в организме, ведущий к исцелению. Без катарсиса, депрессия не пройдёт и станет затяжной, резиновой. Тогда Ахмаду светит перспектива годами глотать психотропы и совершать постоянные визиты к мозгоправам. Следовательно, зависимость от алкоголя и наркотика будет оставаться в нём, и в любой момент можно ожидать рецидива. Так что, в любом случае, надо было добиться того, чтобы он сам озвучил болезненное воспоминание, которое не улыбалось ему сказать. Я старался подвести его к этому, чтобы он преодолев сопротивление терапии, озвучил главную причину психотравмы, после чего у него сдетонировала депрессия и он стал спиваться и с "лечебной" целью употреблять легкодоступный растительный наркотик.
