«Тип, в общем-то, подобран удачно, – отмечал про себя Хрусталев. – Такие старшины бывают. Характер, видать, крутой, за упущения хоть с кого спросит. Конечно, заглядывать в стволы автоматов и выискивать там следы ржавчины он не станет, этим займется лишь для отвода глаз. Интересовать его будет совсем другое, то, ради чего посылают».
– Ну, вот и все, – сказал Шустер, выписав «оружейнику» еще и продаттестат и пришлепнув к нему гербовую печать. – Пухов может теперь смело отправляться в путь. Тут, как говорится, и комар носа не подточит. Надеюсь, ты и для своего Ромашова постараешься. Чтоб чисто, аккуратно, без единой помарочки.
– Подчищает? – Шустер сделал неодобрительный жест рукой. – Нет, нет! Этого допускать нельзя. Ни в коем случае. Условимся раз и навсегда – никаких помарок. Ни малейших. Мы не подведем своих людей, – добавил он с такой обеспокоенностью, словно это непременно должно случиться. – Так что учти и приступай к делу. Вот тебе ножницы, клей и фото твоего подопечного. Парень он, как видишь, помоложе старшины, однако воинское звание у него будет повыше. Лейтенант! Потому что из школы прибыл к нам с отличной характеристикой, а шеф при личном знакомстве нашел его бойким и смекалистым. Скажешь – слишком молод! Не беда. Юнцов с офицерскими погонами в русской армии сейчас предостаточно. Пекут их там – как блины: полуторамесячные курсы – и в часть. Пиши, что командируется в распоряжение отдела кадров стрелковой дивизии (номер у меня есть). Должность ему предложат на месте.
«Сколько же ему лет? – со смешанным чувством возмущения и недоумения подумал Павел, взглянув на фото. – На вид нет и восемнадцати. Совсем мальчишка! Как же он сюда попал? Неужто по доброй воле? Изменил Родине, народу? Едва достиг своего совершеннолетия и на такое преступление пошел. Что может быть страшнее измены Родине? Или нашлась иная причина? Но можно ли вообще чем-то оправдать подобный проступок?
Мысли – одна за другой – теснились в голове, тщательно скрываемые от гауптмана, а тем временем руки делали свое дело. Надо было аккуратно обрезать и приклеить в определенном месте его фотографию, аккуратно вписать в соответствующие графы анкетные данные на некоего несуществующего в мире лейтенанта Ромашова. Все необходимые сведения содержались в той же рабочей тетради шефа. Создавалось впечатление, что они почерпнуты из чьего-то послужного списка. Липа должна в максимальной степени походить на правду.
Пододвинувшись ближе к писарю, гауптман внимательнейшим образом перечитывал каждую запись и сверял ее точность с тетрадью. Когда была заполнена последняя графа, он поставил необходимые печати и штампы, тиснул факсимиле подписей военачальников и, убедившись, что в «документах» на имя лейтенанта Ромашова не допущено ни малейшей ошибки, отправил их в свой портфель.
– Все оставшееся на столе спрячь в сейф, – сказал он, прежде чем удалиться. – Сейф опечатаешь, понял?
– Слушаюсь!
Шустер направился было к двери, но потом вернулся и с ног до головы осмотрел писаря.
– Ну и видок же у тебя! – он покачал головой! – И бензином от твоих рук разит, будто все еще в гараже работаешь. Фу! Позовут к шефу, как пойдешь? Запах бензина он терпеть не может.
– Ваши замечания учту, господин гауптман!
Шустер нахмурился.
– Ладно, – сказал он, смягчаясь. – Этот костюм не для штаба. Завтра же пойдешь в пошивочную. Я велю портному сшить для тебя что-нибудь более приличное. Френч, брюки… Трофейное сукно у него найдется… Да и в вещевой склад загляни. Сапоги тоже надо сменить. Писарь – это же фигура!
