Лидия усмехнулась.
– У режиссера свое видение, свое прочтение. Но это потом. А от Вас он хочет получить готовый продукт. Вы должны увидеть все до мельчайших подробностей. И на самом деле Вы видите, иначе и сюжет не развивался бы, и диалоги не выстраивались. Ну, так и пропишите! И Вы сразу поймете, что лишнее, а что, наоборот, надо прояснить. Я понятно говорю?
– Понятно, но я еще должен подумать. А как быть со Стешкиным? Замыслов просил сочинить роль для него.
– Забудьте про это. Василий Петрович после болезни еще не оправился окончательно, никакая новая роль ему не по силам, и все, в том числе и Анатолий Петрович это понимают. Я думаю, разговора об этом больше не возникнет.
– Вы сняли камень с души.
Лидия улыбнулась:
– Понимаю.
После этого разговора с Лидией я почувствовал освобождение от комплексов. Казалось, легким движением руки она толкнула замершие стрелки, и часы понемногу пошли по предопределенному им кругу. Все вдруг встало на свои места, и в течение двух недель работа была закончена.
Я был благодарен Лидии, но не только поэтому находил предлоги, чтобы заходить к ней. Эта женщина нравилась мне все больше и больше. Но отношения наши за рамки деловых не выходили, и я не видел никакой возможности изменить ситуацию. К тому же я боялся Дашку. Не встречаться в театре мы не могли, но я старался сделать эти встречи как можно более короткими. Дашка смотрела тоскливым взглядом и тяжело вздыхала. Я понимал, что долго так продолжаться не может, что надо объясниться. Но совершенно не представлял, что ей сказать. Ее искренность не вызывала сомнений и обижать ее не хотелось.
Если бы она не была так сильно влюблена и не стремилась за меня замуж, наши отношения могли бы продолжаться не без приятности, пока по обоюдному согласию не сошли бы на нет, такие варианты в моей жизни бывали. Но ее это вряд ли устраивало, а что она нафантазировала, можно было только догадываться. Кончилось тем, что однажды она приехала ко мне вечером без звонка и прямо в дверях, сильно волнуясь и сдерживая слезы, сказала:
– Если ты не хочешь, чтобы мы поженились, то не надо. Но я, блин, так больше не могу.
Мне пришлось утирать слезы и отпаивать ее чаем. Кончилось все тем, что она у меня осталась. После этого мы встречались раз или два в неделю. Она оказалась сообразительнее, чем я думал, и старалась не обременять меня чрезмерной любовью.
Тем временем окончательный вариант пьесы был готов. Прочитав его, Сам заявил, что теперь это ближе к истине, и что он готов приступить к репетициям. Следующая фраза была не столь приятна: «Теперь все дело, – сказал он, – за спонсором».
ххх
Где-то в тумане того непонятного, что называется будущим, затерялся день, когда моя фантазия оживет в свете рамп, и заставит перевоплотиться мужчин и женщин, чтобы рассказать другим мужчинам и женщинам, сидящим в темном зале, придуманную мной историю, и заставить их плакать и смеяться. И это будет день моей победы.
Медных труб я желал. Я жаждал медных труб. Хотел так, как не хотел никогда и ничего. Они звучали в ушах, под аккомпанемент их завываний я выходил на сцену, вызванный восхищенной публикой, и зал взрывался аплодисментами. За этот миг я готов был заплатить любую цену. Но я совершенно не представлял, где бы я мог взять нужную сумму..
…Повернув ключ в замке, я уже в прихожей почувствовал легкий запах хорошего табака. Он сидел на кухне, вальяжно развалясь на угловом диване и курил сигару, стряхивая пепел прямо на пол. Как и в прошлый раз, цилиндр он пристроил рядом с собой, а трость приспособил в углу.
