Вкус вечной ночи - страница 15
«Как по покойнику!» – подумалось вдруг девушке, и ее даже передернуло от охватившей внезапно непонятной, необъяснимой и сжимающей сердце тоскливой грусти.
– Простите, князь, мою бестактность, сама не знаю почему, но мне очень нужно было оказаться здесь. Мне уже лучше и не смею вас больше задерживать своею назойливостью.
– Ну что вы, леди! Очень хорошо, что вы привели меня сюда! – произнес князь и до неприличия и хруста в пальцах вдруг с силой сжал тонкую руку девушки.
Только сейчас она посмотрела в воду, где, в свете луны, словно бледное пятно отражалось ее платье, но вот белоснежного парадного мундира спутника там почему-то не было!
Сраженная ужасом, она присмотрелась внимательнее и поняла, что вода и вправду отражает только ее, стоящую с поднятой левой рукой, обтянутою лайковой перчаткой, как если бы рядом стоял поддерживающий ее мужчина-кавалер. Но кавалера в воде не было!
– О, как ты прекрасна! – произнес Оболенский, бесцеремонно разворачивая девушку к себе лицом. – Наконец-то мы одни, в том месте, где никто нам ничем не помешает!
– Что? Что вы хотите? – пролепетала перепуганная Настя, совершенно беспомощная в железных руках своего спутника.
– А ты как думаешь? – усмехнулся офицер, облизывая свои чувственные благородные губы.
– Хотите украсть у меня поцелуй? – спросила девушка, заранее решив для себя, что готова пойти на эту жертву, лишь бы князь довел ее невредимой до здания института.
– Нет, мадемуазель, – покачал головою гвардеец.
– Если вы хотите обесчестить меня, то знайте – мой отец, подполковник Жуковский, обязательно отомстит за меня на дуэли! А если вы сразите его, то вам придется стреляться со всеми офицерами Тамбовского гарнизона!
– Мне не нужна твоя честь! – рассмеялся Оболенский каким-то гадким и неприятным смехом. – О, моя бедная, невинная овечка, что попала в лапы к волку! Как же ты дразнила меня собой весь вечер!
Настя не говорила больше ни слова и только тихо дрожала, прикидывая, что сделает с ней ее страшный спутник, если она начнет кричать. Пожалуй, помощь может к ней и не успеть.
– Ты и понятия не имеешь, как вскружил мне голову твой аппетитный запах! Какая чувственность! Какая скрытая в сердце страсть! Невероятный в первозданной дикости изысканный и дурманящий потенциал! – продолжал кавалергард, словно садист любуясь побледневшей и с мольбою смотрящей на него дебютанткой. – Но ты не бойся. Я не стану тебя убивать. Не могу лишить этот мир столь прекрасного и неповторимого в совершенстве создания. Когда мы закончим – ты поймешь, что стала лучше и забудешь о глупых мыслях быть императорской фрейлиной. Ты станешь выше этого, о восхищающая сердце моя наивная и черноглазая мечта поэтов! Они веками будут слагать о тебе стихи!
Только сейчас Настя увидела невероятно удлинившиеся и сверкающие в лунном свете, совершенно неестественные для человека и похожие на звериные белоснежные клыки. Глаза Оболенского горели торжеством и непонятной Насте жуткой жаждой, и он все ближе наклонялся к беззащитной жертве, чтобы сотворить над ней какое-то мерзкое и противное небесам, непередаваемое в дикости и непомерно страшное, бессердечное богохульство.
Лишь сейчас Настя поняла, что пора кричать, но, взглянув в гипнотические глаза кавалергарда, осознала, что воля ее ей больше не принадлежит.
– Не стоило даже пытаться! – словно хищник усмехнулся князь, после чего бесцеремонно прижал тело девушки к себе, заломил ей голову и с силою вонзил в ее горло клыки!