Бывший полковник являлся человеком предприимчивым и деловым. Гражданской специальности у него не имелось, но в трудных условиях он не растерялся. В свое время, до мобилизации на фронт, он прослушал один или два курса на скульптурном факультете Академии художеств. И это, как посчитал начинающий ваятель, навсегда определило его близость к великому русскому искусству.
Теперь несостоявшийся скульптор со знанием дела сыпал именами своих великих соучеников, и давал безапелляционные характеристики различным течениям в дореволюционной искусстве. Он запросто судачил о Чурленисе, Куинджи, Кустодиеве, декадентах, «Мире искусства», «Ослином хвосте». Оба, старый и молодой, наслаждались подобными разговорами, но болтовня не мешала бывшему студенту академии с походкой и замашками главнокомандующего обделывать свои делишки!
Тотчас по приезде в Самару он явился в городские учреждения торговли и предложил свои услуги. Мастер открыл чемодан и извлек из него форменные чудеса. Все ахнули! Перед глазами советских торговцев красовались лоснящиеся от жира колбасы разных сортов и форм, фигурные торты, сыры с дырками и со слезой, румяные яблоки и янтарные груши. Слюнки текли при взгляде на эти вкусные вещи.
– Вот, пожалуйста, все что угодно для покупателя. Все изготовлю и доставлю. Мимо такого товара не пройдешь!
Это были искусно сделанные муляжи, но публика в восторге останавливалась перед витринами, где были выставлены изделия ленинградского «скульптора», радующие глаз добротностью, свежестью и аппетитностью.
Не мешкая стороны заключили договор на изготовление 100 копий. Работа закипела. Мастер получал образцы товара, делал по ним гипсовые формы и заполнял их бумажной массой. Когда заготовка отвердевала, ее извлекали из формы, сушили, раскрашивали, смазывали машинным маслом и вручали заказчику. Так, весьма доходно, реализовались элементарные навыки по созданию и формованию слепков прекрасных носов, ушей и голов Давида и Аполлона, полученные студентом на первых курсах академии. Будучи завален заказами, мастер привлек к своему делу Владислава Щеголева. И в перерывах между работами в Доме техники, Владислав начал сотрудничать с имитатором и, надо заметить, кое-чему у него научился. Теперь он сам мог изготовить аппетитную «Гамбургскую», «Салями» или арбуз для собственного употребления.
Перед праздниками Стасенко брал подряд на изготовление больших пропагандистских макетов для демонстраций и в этом деле ему активно помогал Владик.
После воцарения в НКВД Ежова, начавшего зверствовать еще свирепее, чем это делал даже его предшественник Г. Иегуда, наш муляжист выполнил из папье-маше композицию по рисунку Моора – «Ежовы рукавицы». Так сами жертвы славили того, кто пил их кровь и ел их мясо…
Затем была воссоздана эпопея челюскинцев с льдиной и палаточным лагерем, где ютились команда и пассажиры ледокола «Челюскин», раздавленного торосами. Льдину сделали из фанеры, она достигала метровой толщины, и на фанере нужно было создать иллюзию льда с его блеском и прозрачностью. Трудная задача! Петр Николаевич попытался сам достичь нужного эффекта, но у него вышел мрамор, а не лед. Тогда за дело взялся Щеголев. Он растушевал фон зеленовато-голубой краской, а потом белилами наложил блики. Получилось очень похоже. Такой лед художник видел на Волге, когда она вскрывалась.
У Петра Николаевича имелась экономка, еще не старая, не очень красивая, но преданная женщина. Она не была выслана и в Самару, как декабристка, поехала добровольно. На правах заведующей всем хозяйством она пеклась о заработках своего подопечного, и с опаской наблюдала за возможным конкурентом – сноровистым молодым компаньоном.
