– Но отец умирает, а я не могу оставить его в таком состоянии. Я иду!
Женщина попросила его подождать. Она пошла в спальню и вскоре вернулась, держа в руках маленькую икону святого Антонио и несколько молитв из Святого Писания, написанные чистой рукой ее. Влад взял благословение матери, прижал их к сердцу, чувствуя, как невидимый теплый свет входит в его душу. Он обнял мать, прошептал на прощание:
– Я вернусь, вернусь. Обещаю.
Бронислава прижала сына к своей груди, поцеловала в щеку. Перед его уходом у дверей перекрестила, молвила:
– Пусть Господь тебя сохранит.
Владислав пошел по городу, заваленного руинами – все то, что осталось от домов. В кармане он сжимал образ святого Антонио, благословение материнское даже сейчас сохраняло тепло и умиротворение. Поднявшись на гору щебня, молодой человек наткнулся на что-то мягкое, присмотрелся – это был мертвец. Он перекрестился и собрался было идти дальше, но что-то остановило его. Он склонился над умершим и дрожь забила его тело: то был его лучший друг, еврей по имени Урик Зельфман, участвовавший в восстании. Глаза Урика были приоткрыты и в небо глядели они – остекленевшие, безжизненные. Влад закрыл его веки, по щекам текли слезы. Жаль было друга, себя, умирающего от брюшного тифа отца, мать, на которую свалились все заботы о семье.
Оставив друга, Владислав спустился в туннель, ныне ставший улицами, где там – под землей, жители установили указатели – как если бы то было на поверхности. Добравшись до дома, в котором жил доктор, Влад облегченно вздохнул: он возьмет лекарство, он сможет преодолеть путь назад и отец выздоровеет, мама не будет больше плакать. И только он впал в светлые грезы о будущем, как кто-то резко схватил его, дернул в сторону. Обернувшись, молодой человек увидел немца с нацеленным на него автоматом. Тот жестом указал куда-то вдаль и велел следовать за ним. Владу ничего не оставалось, как подчиниться. Разбились мечты о светлом будущем, остались родители и не известно, что станется с ним в скором времени. Вместе с ним шли и другие жители Варшавы – порядком двести человек. Немцы окриками, потрясая винтовками и пистолетами, гнали пленников точно скот на бойню. Людские реки стекались с разных сторон, образовав море, а в небе ярко светило солнце.
Поляков привели на поле, к воротам большого студенческого дома, превратившегося в штаб-квартиру гестапо. Сотни людей расположились на еще зеленой траве, слышались стоны раненных и всхлипывания женщин. Вдруг резко все смолкло, будто разом исчез весь живой мир. Пленники повернулись и посмотрели на ворота, из которых с овчаркой на поводке вышел немец: высокий, плечистый, светловолосый. Взглядом, полным презрения, он окинул толпу, словно выискивая кого-то там одного. Пленникам объявили через громкоговоритель, чтобы те сидели смирно и не двигались, иначе будет открыт огонь. Поляки уселись, вперив взоры на землю. Воздух, трава, деревья – все пропиталось людским страхом.
Гестаповец с собакой стал обходить сидящих, подходил то к одному, то к другому, просил показать документы, после чего возвращал их. Шаги офицера все ближе и ближе к тому месту, где сидел Владислав – это маленькое пятнышко посреди людского моря. Молодой человек опустил глаза, стараясь не глядеть на немца, заставляя себя через силу воли не волноваться, не показывать страху. Но его тайный голос подсказывал, что офицер с собакой – есть та грань между прошлым и будущем, что изменит его жизнь навсегда.
