– Ладно, – кивнул Вадим.
Зашагал, но бабушка снова подала голос.
– Коленька!
Остановился.
– Ты ведь Коленька? Коленька?
– Да, – кивнул он – Коленька.
Магазин располагался метрах в шестисот от дома – в обычный день дорога до него занимала пять минут. Но дни сейчас стояли необычные, обильно дождливые, потому шёл он туда минут двадцать. Каждый шаг давался с трудом. Жижа обволакивала сапоги, они съезжали с ног и никак не хотели вытаскиваться.
Всю дорогу он вглядывался в здание магазина, пытаясь определить, не закрыт ли он. Так бывало часто: магазин, которому положено было работать с восьми утра до пяти вечера, работал лишь часа два от силы. Продавщица – здоровенная рыжая баба по имени Валентина – открывала его, когда хотела. Случалось, что не открывала вовсе. Никто её за это не осуждал. Оставшаяся в живых кучка жителей в продуктах питания особо не нуждалась. Рискну предположить, что не нуждалась вовсе, а лишь делала вид. Более того, за те утренние часы, что магазин бывал открыт, жители эти успевали посетить его по несколько раз. Встретившись здесь, старики и старухи бестолковыми разговорами поддерживали в себе иллюзию существования. Иллюзию продолжения жизни. Это и вправду иллюзия. Жизнь давным-давно остановилась, существования нет как такового. Оно было когда-то, наверняка было – поверим на слово тем говорунам, что, горячась, рассказывают нам о славных деяниях прошлого. Вы как хотите, но я им верю – мне нравится их слушать. Они так непосредственны, так занятны – даже если всё то, о чём они вещают, неправда, я не в обиде на них. Они хорошие, они вносят разнообразие в обыденность. Они, а ещё те романтики, что пытаются придать значимость настоящему. Они снабжают нас иллюзиями, а это очень важно. Иллюзии необходимы. Потому что без иллюзий не могу пребывать здесь даже я.
– О-о-о! – приветствовала его широчайшей улыбкой огромного рта продавщица Валя. – Какие люди!
Магазин был всё же открыт. Единственный посетитель – древний старичок в рваной ветровке – покидал его в тот момент, когда порог переступил Вадим.
– Здравствуй, Валентина, – выдохнул он, выжимая из себя улыбку. – Как жизнь молодая?
– Да как-как, – тряхнула она головой. – Неважно.
– Что так?
– Так чему нам радоваться? Жизнь у нас скучная, погода вон – и та муторная.
– А муж что тебя не развлекает?
– О, муж! Я его неделями не вижу. Они как уедут на заготовку – и чуть ли не месяц там.
– Да-а? Так ты, выходит, в некотором роде одинокая женщина.
– Да не в некотором роде, а попросту одинокая.
Вадим осматривал полки.
– Печально мне это слышать. Надо будет зайти к тебе как-нибудь.
Облокотившись обеими руками о прилавок и опустив на ладони большую свою голову, Валентина взирала на него сейчас снизу верх. Взирала хитро.
– Да навряд ли ты ко мне заглянешь, – вздохнула она. – Ты ведь больше по молоденьким лазаешь.
Вадим потянулся к карману за деньгами.
– Мне ведь рассказывали, – продолжала Валя. – Вадим-то, говорят, красавец наш, с Танюшей бродит… Почту, что ли разносят вместе, или чего ещё там…
– Три буханки хлеба, – сказал Вадим.
Валентина продолжала коварно на него посматривать.
– Три буханки хлеба мне, – повторил он ей вкрадчиво.
Она приподнялась, взяла с полки хлеб, положила перед ним на прилавок.
– Консервы вот эти, – кивнул Вадим, – банки две давай.
Она подала консервы.
– И крупы гречневой пакет.
Достала гречку.
– Водочки? – спросила.
