Владимир Маяковский. Роковой выстрел - страница 27

Здесь нетрудно вспомнить историю детей Мармеладовых из «Преступления и наказания».

И чуть далее: «Я знал, что уже в эту ночь застрелюсь наверное, но сколько еще просижу до тех пор за столом – этого не знал. И уж, конечно бы, застрелился, если бы не та девочка»[62].

Таким образом, мы можем констатировать, что «достоевский» слой у Маяковского конструктивно подобен «достоевскому» слою Розанова. Так что отсылы к тем или иным текстам могут быть мотивированы как чисто формальной близостью текстов, так и определяться сюжетными или личными мотивами. И Маяковский, и Розанов при этом исключительно часто используют ссылки на свои более ранние сочинения, а подобные ссылки у Маяковского обычно мотивированы связями с текстами Розанова.

Наконец, кроме прямых и косвенных отсылок, кроме автоцитирования, необходимо отметить еще один вид межтекстуальной связи.

Мы бы назвали его актуализацией генетически не связанного мотива из текста, например, Розанова, в нашем случае – Маяковского. Примером такой актуализации оказывается мотив «почерка» человека в контексте проблемы «пола» в «Людях лунного света». Розанов пишет:

«Не все знают, что уже в животном мире встречаются, но лишь в более редком виде, решительно все или почти все «уклонения», какие отмечены и у человека: у человека же, можно сказать, нельзя найти двух самочных пар, которые совокуплялись бы «точка в точку» одинаково. «Сколько почерков – столько людей», или наоборот: и совершенно дико даже ожидать, что, если уж человек так индивидуален в столь ничтожной и не представляющей интереса и нужды вещи, как почерк, – чтобы он не был индивидуализирован так же в совокуплениях. Конечно, сколько людей – столько лиц, обособлений в течении половой жизни. <…> всякий творит совокупление по своему образу и подобию, решительно не повторяя никого и совершенно не обязан никому вторить: как в почерке, как в чертах лица…»[63]

Если бы лишь слово «почерк» в связи с «полом» было актуально для поэмы «Про это» и ее источников, то об этом не стоило бы и говорить. Однако книга «Люди лунного света» содержит и ряд обсуждений и примеров «жизни втроем», что в некоторой степени касалось Маяковского в 1922 году. И еще один важный момент, который интересен в связи с творческой историей поэмы «Про это». Как известно, В.В. Маяковский и Л.Ю. Брик договорились не встречаться два месяца, именно тогда и создавалась поэма.

Маяковский обещал: «Я сижу с нравственным удовольствием, но с все возрастающей физической мукой. Я буду честен до мелочей 2 месяца. Людей измерять буду по отношению ко мне за эти два месяца. Мозг говорит мне, что делать такое с человеком нельзя. При всех условиях моей жизни, если б такое случилось с Лиличкой, я б прекратил это в тот же день. Если Лилик меня любит, она (я это чувствую всем сердцем) прекратит это или как-то облегчит. Это она должна почувствовать, должна понять. Я буду у Лилика в 2 ^>1/_>2 часа дня 28 февраля.

Если хотя б за час до срока Лилик ничего не сделает, я буду знать, что я любящий идиот и для Лилика испытуемый кролик.

Вол. 28 декабря»[64].

Это широко известное письмо поэта неожиданно коррелирует еще с одним рассуждением Розанова. На сей раз о так называемых назаретянах, которые добровольно расставались на некий срок. Вот как описывает их ощущения Розанов: «Назорей! Обязанный на дни «назорейства», срок коего он сам для себя определял, «воздерживаться от сикора и вина», как известно расхолаживающего (разжижающего) кровь и расслабляющего половые силы. Срок назорейства, избираемый обыкновенно на 30 или немного больше дней (по «фантазии»), был темпом изощренно чистых, глубоко ясных в сознании, совокуплений: конечно, ни малейше не преувеличенных в числе <…> но бесспорно, так сказать, полновесных, зернистых, содержательных»