Владимир Высоцкий. Только самые близкие - страница 3

Начинал он работать в Оренбурге, летчиком-инструктором. Оттуда его вызвали в Москву, в штаб Военно-воздушных сил, здесь он тоже работал летчиком-инструктором. Тогда же были эти «звездные» дальние перелеты, он в них участвовал и был за это награжден. Во главе штаба стоял тогда Алкснис. Потом Сергей уехал из Москвы в другой город, где он уже командовал эскадрильей. У него было «три шпалы», то есть он был в звании майора. И вот там его арестовали, арестовали безвинно. Произошел такой случай. Шли учения, и одна бомба не взорвалась. Случайно ее нашли дети, произошел взрыв, и трое детей погибли. И вот в его личном деле сказано, что в этом виноват командир эскадрильи! Но откуда он мог знать, что бомба не взорвется, что дети пойдут по этому полю и найдут ее.

Началось следствие. Сергей был под следствием два года, один год в заключении где-то на Севере, на каких-то озерах. Приговорила его «тройка» – то есть судили без суда и следствия.

Десятилетний Володя Высоцкий со своим отцом Семеном Владимировичем и мачехой Евгенией Степановной

Потом Сережа вернулся, стал восстанавливаться. Все это тянулось, надо было добиться пересмотра дела и так далее. Один его друг помог Сергею устроиться на авиационный завод. Там он работал нормировщиком, еще кем-то. Он же был очень способный. И вдруг начальство вспомнило, что у них работает летчик, и ему дали летать, но уже на грузовых самолетах. А в письмах он мне писал: «Я уверен, что буду летать на боевых самолетах». Там, в Ульяновске, он и умер – в 1952 году…

– Значит, Высоцкий его знал?

– Конечно, Володя его знал, и уже потом Володя мне однажды говорит: «Мам, расскажи про дядю Сережу…» – «Ну что я тебе расскажу?.. Зачем это?» – «А-а, боишься, у меня же жена иностранка». – «Ничего я не боюсь, это она этого боится».

Ну а в те времена, конечно, Володя был мальчиком. Но я помню, что он очень переживал, когда Сергей умер… Сережа в последние годы жил в Ульяновске и приезжал к нам в Москву. Последний раз он приехал, – уже такой худой был – обошел всех своих родных и знакомых, как будто что-то предчувствовал. В Москве он был в сентябре, в декабре заболел, а в марте умер. Ведь на севере, в лагере, он такое пережил. Хвою ел, ягоды собирал, болел, в больнице лежал. Говорил там: «Сестрички, не дадите мне таблетку, чтобы вылечиться от тюрьмы?..» Сергей был такого веселого нрава. Но ведь там был – ужас! Сережа старался никогда об этом не вспоминать. Он безумно страдал от того, что все это было так несправедливо. Ни за что сломали человека! А вот теперь Генеральный штаб прислал мне бумагу, в которой говорится, что Сергей полностью реабилитирован.

Когда он вернулся, ему в Москве нельзя было жить. И он прятался у меня, смотрел из-за занавесок, не идет ли милиция. Все было очень строго, милиция все проверяла. Ну, а потом он устроился на работу на этот авиазавод. Просился на фронт, но ему отказали. Сказали, что можете сопровождать эшелоны, а он хотел воевать, и воевать летчиком.

Он мне рассказывал про пересыльную тюрьму. Туда сгоняли тысячи людей, и они стояли вот так – впритирку. То есть люди не могли ни сесть, ни даже упасть. И вот они – несчастные и голодные – иногда умирали стоя. А когда кого- нибудь вызывали, была жуткая давка, и в этой давке тоже погибали люди! И в этой толпе они, изможденные, придумали такой полуприсед, чтобы хоть немножко отдохнуть.