Центральным звеном «Власти и решения» служит теория дескриптивного децизионизма, которая дистанцируется от борьбы за нормативность и сосредоточивается на реальности социальных (и политических) отношений и действий. В отличие от воинствующего децизионизма, дескриптивный децизионизм учитывает исторические условия действия (прежде всего те, которые определяются отношениями власти) и различия между историческими традициями. Иными словами, это вариант историзма, примененный к анализу социальной сферы. По мнению Кондилиса, дескриптивный децизионизм как морфология мысли, работающая не с содержанием, а с ее структурами, близок к нигилизму, если понимать под последним идею объективного отсутствия ценности и смысла в мире и человеке (об этом чуть ниже).
Дескриптивный децизионизм Кондилиса многое заимствует у веберовского перспективистского взгляда на рациональность и ценности. В первую очередь это касается тезиса о фрагментации ценностей в современных социальных отношениях, сформулированного и развиваемого в «Протестантской этике» Вебера и в ряде его работ 1910-х годов, посвященных политике и науке. Понятие «свобода от ценностей», или «безоценочность» (Wertfreiheit), центральное для рассуждений Кондилиса о научном анализе социальных отношений, также взято им у Вебера – в том же качестве базового методологического и этического принципа. В то же время рассуждения Вебера о субъективности (односторонности) научного знания не играют столь же важной роли у Кондилиса: во «Власти и решении» он лишь утверждает, что субъективность неизбежна для индивидуальной децизионистской перспективы, не упоминая в этом контексте внешнюю перспективу описывающего и анализирующего наблюдателя.
Основой децизионизма Кондилиса является его концепция власти, которая, по крайней мере внешне, напоминает нам об использовании этого термина у Ницше в качестве инструмента описания социальных отношений. Кондилис тоже представляет эти отношения как борьбу за расширение власти «экзистенций, индивидов или групп», своего рода битву интерпретаций, в которой каждая новая позиция возникает как контрпозиция. Однако Кондилис осознанно отграничивает свое толкование от всех биологических интерпретаций понятия власти и тем самым выбирает иной путь, нежели Ницше, у которого внутреннее (индивидуальное) и внешнее (социальное) измерение власти соединены друг с другом через образ «социальных» отношений между частями организма.
Другая напрашивающаяся ассоциация – децизионизм Карла Шмитта. Со Шмиттом Кондилиса объединяет отсутствие нормативной составляющей и использование оппозиции «друг – враг» для описания социальных механизмов, в которые оказывается встроен человеческий инстинкт самосохранения, и для анализа особенностей формирования индивидуальной картины мира. Однако при ближайшем рассмотрении сходства оказываются далеко не определяющими. Кондилис ценит способность Шмитта увидеть скрытые за идеологиями социальные оппозиции и конфликты. В то же время он скептически относится к предлагаемым Шмиттом аналогиям между юриспруденцией и теологией и потому не принимает концепцию политической теологии. В посвященной Шмитту статье 1995 года Кондилис указывает на сложности с обоснованием условий, при которых суверен имеет право приостановить действие нормативных механизмов, и на не принимаемые Шмиттом во внимание следствия такой приостановки, такие как формирование новых сил (к примеру, революционных партий)
