Власть и решение - страница 8



Критики Кондилиса, как правило, концентрируются на его нигилизме, будто бы обесценивающем его философские рассуждения. Однако социальная онтология власти Кондилиса не прославляет нигилизм или релятивизм как универсальные решения, а предлагает нейтральную альтернативу доминирующим в социальной и политической философии деонтологическим подходам. В эпоху углубляющейся социальной радикализации и разрастающихся международных политических конфликтов этот нейтральный взгляд способен внести важный вклад в понимание позиций конфликтующих сторон, повышая шансы на взаимное признание и примирение.


Очевидно, что Кондилису, несмотря на его огромный талант и продуктивность, пока не удалось занять прочное место в философском каноне: непреодолимыми препятствиями на этом пути оказались как личностные, так и институциональные факторы. Тем не менее его работы заслуживают пристального читательского внимания. Широта его взглядов, сочетающаяся со смелостью и оригинальностью подходов к анализу культурных, социальных и политических проблем, дает нам возможность с новой стороны взглянуть на, казалось бы, хорошо знакомые темы и вопросы. Такой взгляд, выражаясь словами Кондилиса, вряд ли позволит нам стать более счастливыми, но, вполне вероятно, поможет лучше осознать суть социальных процессов, происходящих вокруг нас.

Алексей Жаворонков, кандидат филологических и философских наук, научный сотрудник Института философии Франкфуртского университета им. Гёте

Власть и решение

Формирование картин мира и вопрос о ценностях

1984

Предисловие

Представленная здесь децизионистская теория претендует на строгую дескриптивность. Речь идет не о том, чтобы отстоять – чем до сих пор занимались наиболее известные разновидности децизионизма – право экзистенции на предельно автономное и глубоко личное решение, экзистенции, истерзанной абстракциями и системами, но всё же живой и ищущей собственных путей. Нет, следует, напротив, показать, что этот воинствующий децизионизм никогда не сможет добиться успеха в долгосрочной перспективе или же в большом социальном масштабе, даже несмотря на известную регулярность этого протестного явления в определенных духовно-исторических констелляциях. С другой стороны, для меня не менее важно представить доказательство следующего тезиса: мышление, выступающее в качестве противника воинствующего децизионизма, de facto тоже должно осуществляться децизионистски, то есть в его основе тоже лежит некое фундаментальное решение, сколь бы энергично оно это ни оспаривало, причем приводя самые разные доводы, которые нам еще предстоит разобрать. И наконец, мы готовы утверждать, что и в том и в другом случае оно не может действовать иначе, чем фактически действовало до сих пор, и что любые коррективы или пожелания содействуют не пониманию, а полемике, более того, изначально задумываются полемически.

Дистанцирование нашей теории в равной мере от воинствующего децизионизма и от его противников уже заложено в ее описательном характере. В отличие от нее, оба вышеупомянутых направления мысли основываются на нормативных убеждениях. Воинствующий децизионизм не просто усматривает в решении некую неизбежную действительность, но превращает его в некий долг, а случается, и в патетичный, эффектный ритуал; поэтому он также может быть назван прескриптивным или нормативным децизионизмом. Согласно его ви́дению, единичный человек ОБЯЗАН достигать экзистенциальных высот и глубин, отрясая с себя прах нормального и само собой разумеющегося или противостоя давлению гигантских, надперсональных и обезличенных социальных и духовных образований и вдобавок испытывая на своем собственном теле всю гамму альтернативных форм жизни. Тот, кто способен занять эту позицию и нести такую ответственность, кто всегда сохраняет свое сознание и совесть бодрыми и трезвыми, чья совесть чиста и готова к решению, eo ipso