– Меншиков! Князь! – заорал атаман, призывая багратионовского адъютанта, прибывшего к нему с приказом. – Николай Сергеевич, давай с хлопцем. Галопом! Без тебя Кутейников незнакомому не поверит, – и взмахнув шашкой, скомандовал: – Братцы! За мной! В атаку!
Во главе с атаманом казаки налетели на врага. Платов рубил направо и налево, совсем не щадя своей посеребренной годами головы, да казаки не упускали из виду любимого командира и, как могли, выручали из смертельных оборотов сражения. Звенели сабли, перекрывая человеческие стоны, разбрызгивая и смешивая кровь столкнувшихся врагов. Ярость казаков подхлёстывало отчаяние, что подмога не подоспеет, и это отчаяние, как последний вздох перед смертью, увеличивало их силы и стойкость. Поляки же, уверясь, что все неожиданности русскими исчерпаны и дерётся с ними последний заслон, ожесточённо рубились, стремясь во что бы то ни стало вырвать на сей раз победу.
И вдруг на левый фланг врага, выскочив из ближнего леса, обрушилась новая казачья бригада. Подоспевший Кутейников быстро взял в клещи неприятеля и стал теснить. Нападавшие на Платова уланы отхлынули на левый фланг, там завязался бой. Атаман, переведя дух, успел заметить в гуще блудной бригады светловолосого хлопца, который рубился с уланами ничуть не хуже, чем его закалённые в сражениях казаки. В сознании пронеслось мгновенное восхищение парнем и удивление: где ж так научился, крестьянин-то? А в памяти отпечатались золотой вихрь волос и глаза как синие звёзды. Надо бы имя узнать… Но тут атаман увидел летящего на него немолодого улана с раскрасневшейся рожей и выпученными глазами, и синеглазый хлопец вылетел из головы. Удар сабли угодил в шею улана, рассёк ключицу, и тот, выронив клинок, уткнулся мёртвой головой в гриву коня, заливая её красным.
Поляки, так и не сумевшие понять тактики дикого народа, оглушённые вражескими победными криками, дрогнули. Сначала рухнул левый фланг, за ним подались назад все остальные и, развернувшись, помчались к Миру, надеясь там как-то закрепиться. Князь Меншиков, успевший поучаствовать в сражении и почувствовать вкус победы, увидел, как эта самая победа повернулась задом и улепётывает. На всём скаку он помчался к Платову и уже на подлёте заорал:
– Уйдут!!!
Атаман беспокойства не обнаружил. Степенно вытер лоб и уверенно заявил:
– Не уйду-ут. Ты, князь, остынь пока. Там их полк Сысоева поджидает. Он им вчера показал «казачий вентерь», но ума у них от того не прибавилось. А нынче Сысоев обошёл замок Радзивилла и вышел им в тыл. Щас нарвутся.
– А мы?
– А мы со своей стороны тоже им пятки подпалим.
И снова поляки оказались в тисках. Снова пришлось прорываться с боем и спасать шкуры бегством.
Не успевшие отдышаться после жаркой схватки победители на сей раз погоню не длили. Пущай улепётывают, но вдогонь свистели и, утирая разгорячённые лица и взмокшие чубы, кричали обидное. Остальные сгоняли пленных в кучу, подсчитывали трофеи… Все были взбудоражены успехом, смеялись, хлопали друг друга по плечам, по спине. И хотя каждый знал, что их сражение – капля в море начавшейся войны, что никоим образом не влияет на её исход, свою задачу они выполнили с честью. Дали возможность 2-ой армии прийти в чувство, уберечь от разгрома. Это на сей день и была главная победа.
Генерал Рожнецкий так и не дождался запланированного подкрепления, на которое очень рассчитывал. Хмуро поглядывая на подчинённых военачальников, будто они являлись причиной его раздражения, он зло вопрошал, отлично зная, что никто не ответит:
