– Обижаете, майор, я – натуральная блондинка, – уходя от ответа на первый вопрос, сказала Людмила.
– Во! Сама призналась! – обрадовался Петруха. – Блондинка! Натуральная! Ну что с нее взять?
– Того, что хочешь – не возьмешь! – показала ему алый остренький язычок девушка и быстро спрятала его, облизнув пухлые губы.
Петруха смутился, даже потемнел лицом и приметно увял.
– Но так я не понял, Люся, ты племянница или кто? – настаивал майор.
– Георгий, но вы тоже можете быть приставучим, как Петя. Ну какая я племянница Рината Галиакбаровича? Просто он хороший человек, а я с детства привыкла всех хороших людей звать по-родственному – дядя или тетя. Вот и все.
– Привыкла, значит? – не унимался слегка задетый ее сравнением с Петрухой Иванисов.
В этот момент в учебный класс стремительно вошел главный конструктор «Громобоя». С лица Людмилы сошла привычная улыбка, и офицеры невольно подтянулись, хотя весь облик Вагипова выдавал в нем сугубо штатского человека.
– Все вы действовали правильно, у всех без исключения реальные успехи, – сходу успокоил конструктор экипаж и корректировщицу.
– А как же наша печальная кончина? Полагаю, это я допустил какую-то ошибку? – осторожно поинтересовался Иванисов.
– А вы как думаете?
– А что остается думать? Хотя, честно-откровенно, я за собой огрехов не помню.
– И правильно, – подтвердил Вагипов. – У вас ошибок не было. Виноват компьютерный сбой, недосмотрел программист, готовивший тренажер. Дело в том, что мы ранее предполагали способность «Громобоя» к самоликвидации при отсутствии соответствующих сигналов от экипажа, которые должны подаваться периодически. Но потом мы отказались от этой идеи, потому что никакая суперсовременная машина не дороже человеческой жизни. А это был серьезный риск для экипажа, ведь люди могут отвлечься или по каким-то иным причинам не ответить на запрос интегрированного бортового комплекса. Вот. А программист не внес изменения в программу тренировок и уже получил нагоняй. Вот так.
– Это радует, – признался Иванисов.
– Если радует – прошу еще в полет. Пока в учебный. Повторение – мать учения.
– Ну да. Тяжело в учении, легко в бою, – вроде как поддержал конструктора, а на самом деле съязвил Петруха, которому подобные выражения глубоко въелись в печенки еще в училище.
Шел второй день хаджа паломников из Казани.
Минувшим вечером в аэропорту Дамаска, очень напоминавшего московский аэровокзал Шереметьево и поразившего казанцев обилием курящих людей, среди которых было немало женщин, группу из столицы Татарстана встретил представитель сирийской туристической компаний, сотрудничавшей с «Итиль-тур-хадж». Молодой, коротко стриженный араб с высокими залысинами, открывавшими загорелый лоб, начал с извинений:
– Получилась досадная неприятность, – объяснил он Галиакбару-хаджи на ломаном русском языке. – Автобус, который должен был доставить вас в Мекку, попал в небольшую аварию.
– И что вы предлагаете нам делать? – спросил его руководитель группы на арабском. И хотя Вагипов-старший говорил на египетской версии, которая считается в арабском мире наиболее модной, а в Сирии произношение несколько отличается, тем не менее представитель сирийской турфирмы был приятно поражен.
– Вы хорошо знаете арабский! – похвалил он старика. – Вы ученый человек!
Галиакбар-хаджи принял вид еще более суровый, чем обычно, и прервал менеджера:
– Извините, уважаемый, мы не за комплиментами сюда приехали. У нас впереди еще долгая дорога. Нам что теперь? Ночевать в аэропорту?
