Властелин Севера. Песнь меча (сборник) - страница 81
Это забавляло Сверри. Один раз он приспустил с плеч ее платье, чтобы показать пухлые белые груди, а потом рассмеялся, увидев, как округлились у нас глаза.
Мне снилась Гизела. Однако я почему-то никак не мог увидеть ее лицо, и потому сны не служили мне утешением.
Люди Сверри кормили нас кашей и супом из угрей, давали лепешки и уху, а когда выпал снег, нам в качестве подстилок бросили грязные овчины. Сгрудившись в хижине для рабов, мы слушали, как завывает ветер, и смотрели на снег сквозь щели между бревнами.
Было холодно, так холодно, что один из саксов не смог пережить зиму. У него началась лихорадка, и спустя пять дней он просто умер, и два человека Сверри, отнеся тело к ручью, швырнули его на лед, чтобы труп смыло следующим приливом.
Недалеко от дома находились леса, и каждые несколько дней нас отводили туда, чтобы заготавливать дрова. Цепи кандалов нарочно делали слишком короткими, чтобы нельзя было шагнуть широко, и, пока у нас в руках были топоры, нас постоянно охраняли люди с копьями и луками. Я знал, что моментально распрощаюсь с жизнью, если только попробую достать одного из охранников топором, но все равно испытывал сильное искушение попытаться это сделать.
Один из датчан предпринял такую попытку раньше меня. Он повернулся и с воплем неуклюже побежал, и стрела попала ему в живот. Он согнулся, и люди Сверри медленно прикончили его. Несчастный громко вопил, умирая. Смерть его была мучительной, а кровь запятнала снег на несколько ярдов вокруг. Датчанина специально убили так медленно, чтобы это послужило уроком для остальных. Поэтому я просто рубил деревья, отсекал ветви, расщеплял стволы с помощью кувалды и клиньев, затем снова рубил и вечером возвращался в хижину для рабов.
– Если бы только эти маленькие ублюдки, дети Сверри, подошли поближе, – на следующий день сказал Финан, – с каким удовольствием я бы задушил этих вонючих недомерков.
Я удивился, потому что это была самая длинная фраза, которую я когда-либо от него слышал.
– Лучше взять ребятишек в заложники, – предложил я.
– Но они слишком умны, чтобы подойти ближе, – проговорил Финан, оставив мои слова без внимания.
Он говорил на датском со странным акцентом.
– Ты был воином, – сказал вдруг Финан.
– Я и сейчас воин, – возразил я.
Мы сидели вдвоем у хижины на клочке травы, где растаял снег, и потрошили сельдь тупыми ножами. Вокруг кричали чайки. Один из людей Сверри, сидевший у длинного дома, наблюдал за нами. Он держал на коленях лук, а на поясе у него висел меч.
Интересно, как Финан догадался, что я был воином. Я ведь никогда не рассказывал о своей жизни. И никогда не называл своего настоящего имени: пусть все думают, будто я Осберт. Когда-то меня и вправду звали Осбертом, это имя мне дали при рождении, но затем, когда мой старший брат погиб, переименовали в Утреда: по традиции самого старшего сына в нашей семье должны были звать Утредом. Но я предпочитал помалкивать, оказавшись на борту «Торговца». Утред – это гордое имя воина, и я собирался держать его в секрете до тех пор, пока не спасусь из рабства.
– Как ты догадался, что я воин? – спросил я Финана.
– Дело в том, что ты никогда не перестаешь наблюдать за этими ублюдками, – пояснил он. – И никогда не перестаешь думать о том, как бы их убить.
– Ты и сам такой же, – заметил я.
– Финан Быстрый, так меня зовут, – представился он. – Потому что я обычно танцую танцы с врагами. Смертельные танцы. Танцую и убиваю их. Танцую и убиваю.