– Итак, милейший, Вы утверждаете, что не говорили крамольных слов своему другу при отдыхе? – спросил следователь.
Обвиняемый открыл затекшие глаза, посмотрел на следователя и с усилием ответил:
– Нет, я никакой крамолы не говорил, одну лишь только правду…
– Так, так. И в чём же правда состоит?
– Королева сговорилась с ведьмами, и из-за того она погибла при родах.
– Значит, ведьмы? Вам, милейший, не кажется странным, что Её Величество, упокой Господи её душу, получила странную помощь от ведьм?
– Почему же странную?
– Ну как? Что за помощь такая, которая привела к смерти? Вот вы бы сами, в своём дубильном деле, стали просить, чтобы ведьма подарила Вам гнилые шкуры?
– Зачем – гнилые?
– Как же иначе? Вы идёте к ведьме за помощью, говоря ей: «Дай мне богатство и власть!» – «Хорошо, – отвечает ведьма, – дам всё тебе, но за это всё отберу, то есть получишь гнилые шкуры». Ну, не бред ли?
– Я говорю только то, что слышал сам.
– Всё-таки творил крамолу…
– Нет! Это правда, сущая правда!
– Вижу, обвиняемый, Вы упорствуете. Ваше Преподобие, пойдёмте-ка отужинаем. А Вы, милейший палач, пока поработайте с подозреваемым, да поработайте от души!
Священник, обрадованный возможностью уйти из этого пропитанного болью подвала, с радостью вскочил со своего места и побрёл к выходу вслед за следователем. Иосиф-старший вздохнул, кисло улыбнулся и взялся за рычаги дыбы.
***
Прошлые годы пролетели у Иосифа перед глазами. Время пробежало быстро: он вырос, отец отошёл от дел. Теперь подозреваемые в преступлениях против Короны поступали к нему.
В последние годы, правда, король как-то размяк, подобрел, потерял хватку. Поток обвиняемых тёк маленьким ручейком, грозясь совсем пересохнуть. Не то, чтобы Иосиф переживал по этому поводу. Он и в зрелые годы не приобрел привычки мучать людей без причины.
Между тем уроки отца молодой палач затвердил крепко. Никак было нельзя терять мастерство. Но, как не растерять навыки, постоянно лишаясь практики? К счастью, скоро предстояло восполнить этот досадный пробел.
Палач Иосиф точил иглы. Предстоял важный допрос, но без пристрастия. Поэтому ни сапог, ни дыбы, ни щипцов применять не планировалось. Между тем за точность сведений Иосиф отвечал головой. Поэтому следовало поработать тонко, но с извлечением максимальной пользы из действий. Иглы здесь подходили наилучшим образом.
Отец когда-то научил Иосифа способам быстро и надёжно закрепить руки и ноги обвиняемого. Как только это выполнялось, возникали интересные варианты развития допроса. Ногти на руках и ногах – очень уязвимые точки.
Впрочем, как любил повторять Иосиф-старший: «Ногти не зубы – зарубцуются, если не отрастут». И сопровождал слова доброй усмешкой. Конечно, так он переиначивал высказывания брадобреев, которые говорили отнюдь не про ногти, да и вообще дел палача не касались. Но фраза мальчику в память запала, и только приходилось работать тонко, как он её постоянно вспоминал.
Иосиф вращал ручку точильного механизма, приложив очередную иглу к барабану. Сноп искр, вылетающий из-под умелых рук палача, настраивал на философский лад. Хотелось длить дело, созерцая его плоды, рождавшиеся и умиравшие в секунду.
Скрипнула дверь подвала. По лестнице, ведущей прямо в комнату для допросов, прогрохотали шаги кованных сапог гвардейцев, да звон ножных цепей обвиняемого. Иосиф отвлёкся от заточки, нахмурился и подумал: «Быстро они! Теряю навык, не успел вовремя…».
