Плевать на превращение, плевать.
Я провожу членом между ее ягодиц и Салли охает, ощущая его шершавость и шелковистость одновременно.
— Только попробуй, волчара, только попробуй, — зло шепчет она, но слова и тон расходятся с делом. Салли тянется попкой ко мне. Еще немного, и она начнет вилять ею, прося, умоляя насадить быстрее и глубже.
Выдыхаю сквозь зубы.
— Ты такая горячая, крошка моя. Просто огонь, блть.
Салли замирает. Она опускает локти, опирается на них, прогибается в спине. Я стону. Это самое волшебное зрелище, самое, отвечаю.
Провожу по узкой спине пальцем, и она повинуется – прогибается сильнее. Попка – кверху, соски почти касаются заснеженной земли.
От ее розового, прекрасного тела валит пар.
Я провожу членом между ее губок и ощущаю с наслаждением, как она сокращается, в предвкушении. Салли настолько мокрая, что примет меня всего. Прямо сейчас. По самые яйца.
Перед моими глазами – пелена, возбуждение нереальное.
— Хорошая девочка, — не удержавшись, шлепаю по ее круглому заду, от чего он расцветает алым. — Послушная!
Салли замирает.
Замирает все вокруг.
Она выдыхает облачко пара, я не вижу его, но чувствую: явно сморозил что-то не то.
Вот черт.
— Вот черт! — вторит моим мыслям девушка.
Возбуждение, которое исходило от нее сильнейшими волнами, что счетчик гейгера, если б он считывал похоть, просто взорвался, резко сходит на нет.
Как волна – накатила, облизала берег и тут же схлынула.
— Послушная, значит, — зло бормочет Салли.
Трясет головой, освобождая свои волосы от моего не сильного, скорее, предупреждающего захвата, распрямляет локти, и быстро принимает позу спринтера.
— Нет, Салли, нет, — рычу.
— Пошел ты, волчара! — в ней салютом взлетает какая-то бесшабашность, удаль, и девчонка трогается с места, оставив меня стоять на коленях со стоящим, подрагивающим в нетерпении членом.
— Хааа, — смеюсь и медленно встаю на ноги, утирая лицо ладонями. Прикрываю глаза, повожу плечами, как перед разминкой. — Пойду только вместе с тобой, крошка моя.
Салли бежит впереди, я – за ней.
О том, что произошло, я подумаю после.
Почему ей не понравилось то, что я ее шлепнул.
Физическое насилие? Боязнь боли? Что-то тут не чисто…
Охотник во мне требует, нагнать, наказать, присвоить добычу.
Но кровь Дуга Герры заставляет притормозить.
Бежать со стояком по лесу не так удобно, волк хочет выйти наружу, но я бегу человеком.
Вокруг – пустота.
Волки поняли мой мысленный приказ не соваться в эту часть леса. Они чтут закон.
И по лесу бежим мы – два голых человека.
— Я – сама по себе, понял, Герра? — весело кричит Салли.
Не отвечаю, ухмыляюсь только. Сама, конечно же, сама, крошка моя.
А через секунду по заснеженному лесу бежит один человек и одна волчица.
Красивая, холеная, радостная.
Сначала ноги ее расползаются, и бег становится неровным. В какой-то момент она путается в лапах и валится носом вперед. Но тут же берет себя в руки и делает несколько прыжков.
Невероятная. Невероятная волчица.
Я любуюсь на ее шерсть, на ее сложение, на ее хвост.
Моя, моя волчица. Вся моя.
Салли подбегает ко мне и глядит веселым глазом.
— Молодец, молодец, девочка, — глажу ее по голове, и она прикрывает от удовольствия глаза, ей приятна моя ласка и мои слова. Наконец комок нервов внутри ее распутывается, кардиограмма выравнивается, и я понимаю, что Салли подружилась со своим волком.
«Может, пошалим?» — смотрю на нее сверху вниз. Но Салли отпрыгивает в сторону, прижимает голову к земле.
