– Раньше корона еще никогда никого не отвергала, – говорит Август. Он изображает бесстрастность, но голос звучит напряженно.
– Да, – Калла вскидывает бровь. – Потому что ее всегда передавали потомкам одного и того же рода, со схожей фамильной ци. Для которой она и была создана.
Корона в Талине была всегда одна, несмотря на то что королевством правили два монарха. В настоящее время она находится во Дворце Единства, где именно – неизвестно, но явно на атласной подушке, в окружении стражи. На каждой коронации ее выносят для краткой примерки: если правитель законный и пригоден для трона, корона возлежит на его голове спокойно, если же правитель признан недостойным, корона бунтует и рассыпает искры. Всех приучили верить, будто это выбор высших сил, но Калла почти убеждена в существовании научного объяснения. Говорят, еще до короля Каса была одна попытка узурпировать власть. Один из членов Совета возглавил вооруженные силы мятежников и вместе с армией своей провинции ворвался во Дворец Земли. Но, едва опустив корону на собственную голову, этот член Совета рухнул на пол и умер на месте без какой-либо явной причины. Его армия разбежалась, его провинцию передали другому члену Совета. Правление законного короля благополучно продолжилось.
– Об этом не беспокойся, – заверяет Август. – Корона меня признает.
Калла снова поднимает бровь, но кузен стойко выдерживает ее прямой взгляд. Слишком уж он оптимистично настроен – для того, кто вознамерился нарушить многовековое право престолонаследования.
Подобно любому другому материальному объекту этого мира, корона содержит толику ци – гораздо меньше, чем требуется для создания человеческой души, но достаточно, чтобы поддерживать в короне дыхание жизни. Верующие утверждают, будто эта ци была наделена властью определять и решать, направляемой стародавними богами, чтобы находить в королевском роду того, кто наиболее достоин восседать на престоле Талиня.
Вероятнее всего, та же древняя магия, которая дарует способность совершать перескоки из одного тела в другое, сотворила и корону, неразрывно связанную с родами Шэньчжи и Толэйми. И разумеется, это означает, что достойным должен признаваться каждый потомок этих родов.
– И что? – все так же пренебрежительно продолжает Калла. – Ждешь, когда откинется Каса, чтобы забрать корону? Или дождаться не можешь, хочешь подмешать яду ему в чай?
Ее кузен качает головой.
– Нельзя, чтобы на меня упала хотя бы тень подозрения, – заявляет он. – Я хочу, чтобы убийство было совершено публично. Причем известным и явным виновником, возможно, находящейся в розыске принцессой, которая замыслила пробраться во дворец в качестве победительницы игр. В этом случае никто не обвинит меня в причастности к случившемуся, и я смогу сыграть преданного скорбящего сына. Как только тебя схватят, я взойду на престол и помилую тебя в знак благосклонности нового правителя. Неужели это не заманчиво?
– Нет, – отрезает Калла. – Я не желаю видеть очередного короля. Хочу положить конец любому королевскому правлению. И потом, ты заблуждаешься, думая, что тебе достаточно владеть короной, чтобы править. Даже если корона признает тебя, Совет все равно может отнять ее… – она щелкает пальцами, – вот так.
Лицо Августа озаряет не то чтобы улыбка, но ее подобие. Губа вздрагивает в мимолетном насмешливом удивлении. Как будто сама эта мысль, высказанная в его присутствии, позабавила его.
