Старик подносит законное платежное средство Каллы к свету, хмыкает и задвигает прочную защитную решетку перед входом в лавку. Вскоре с переднего входа начнут рваться внутрь другие игроки, стекаясь к лавке по многочисленным переулкам и коридорам.
– Скорее, скорее, – подгоняет Калла, хлопая ладонью по столу.
Лавочник щурит блекло-серые глаза, поправляет кепку на голове.
– Какой у тебя номер?
– Пятьдесят семь.
– Браслет?
Калла демонстрирует ему запястье. Лавочник хмурится:
– Хм-м…
– Ну что «хм-м»? – передразнивает она на октаву выше. – Давай уже!
Наконец лавочник идет к шкафам, расставленным вокруг стола. По-прежнему неспешно он выкладывает одну за другой особые редкости. Простой кинжал или обычный меч не годятся для игр. Это зрелище требует изысков, оружия, от которого противник так просто не отобьется, если застигнуть его врасплох.
– Весь мой товар – гарантия быстроты нанесения глубоких ран, – объясняет лавочник. – Что тебя привлекает? Яньюэ дао? – Он подает изогнутое полумесяцем лезвие на деревянном древке с закрепленной на конце струящейся алой лентой. – У нас есть точная копия мифических… – он кряхтит, снимая с подставки тяжелые парные меч и саблю, – итяньцзянь и тулундао. Это если умеешь работать обоими сразу, потому что разлучать их я не стану. Или даже…
Сотрясая стол, рядом с клинками ложится гигантский боевой молот с рукояткой, отделанной золотом. Слишком шикарный. Слишком аляповатый.
Калла бросает взгляд на цифровые часы на полке.
– Как насчет узкого меча?
– Узкого? – лавочник хмурится чуть ли не оскорбленно. – Хочешь что-нибудь поýже?
– Дай мне самый узкий и острый клинок, какой у тебя найдется.
Он бормочет что-то себе под нос, осторожно наклоняется, сутулясь, чтобы заглянуть в очередной ящик. Еще несколько секунд, и он достает еще один меч, на этот раз такой узкий, что он кажется почти круглым прутом. Хозяин лавки поворачивает его, и когда металл бликует на свету, Калла убеждается, что клинок все-таки плоский, шириной не более дюйма, суживающийся к концу, обоюдоострый и пригодный для режущих ударов.
То, что надо. Калла протягивает руку, чтобы без лишних вопросов принять клинок.
– Уверена? Не очень-то он…
Защитная решетка содрогается. Сердце не успевает сделать удар, как Калла, стрельнув в сторону двери взглядом, выхватывает у лавочника меч, будто ее рука действует сама по себе. Решетка поднимается, в лавку вваливается неизвестный. Прежде чем он делает три шага от порога, Калла в выпаде глубоко вонзает клинок ему в живот. Потом поворачивает. И тянет в сторону, пока не вытаскивает из раны.
Игрок падает. Сначала о застеленный линолеумом пол ударяется с неприятным стуком его браслет, затем тело.
А Калла спотыкается, теряя равновесие.
Ради блага королевства. Ради блага королевства.
Она быстро спохватывается и упирается ладонью в стену, чтобы не угодить в лужу крови. Игрок таращится на нее тусклыми бледно-желтыми глазами. Если бы ему хватило проворства сбежать, тело просто оказалось бы брошенным. И превратилось бы в пустой, бескровный сосуд, рассеченный посередине, готовый к повторному использованию, когда его займет кто-нибудь другой, как только рана медленно затянется сама собой. Пустые сосуды умеют восстанавливаться, как растения умеют вновь давать побеги. Но если ци внутри тела умирает первой, тело следует ее примеру, быстро приобретает запах тлена, кожа обвисает на костях.
