Он не подходил ко мне неделю. У меня начались месячные, и он не трогал меня, даже не смотрел в мою сторону. Как будто ему было противно это.
Ну еще бы! Все мои ноги были испачканы в крови, я и себе-то была противна. Раз в сутки он отпирал дверь, ставил на пол пакет с едой и снова запирал дверь.
Ни одежды, ни прокладок он мне так и не принес.
Я была голая и жутко грязная.
Я пыталась заговорить с ним, но он не реагировал на мои слова, не отвечал мне. Я даже не успевала рассмотреть выражение его глаз, так быстро он уходил.
Это было невыносимо! Хотелось плакать, кричать, биться головой об эти холодные стены! Но кто услышал бы меня здесь в этом холодном склепе? Никто!
Поэтому я молчала, сидела на грязном матрасе, подтянув к себе колени и положив на них голову.
Там, где я сидела, матрас постепенно пропитывался кровью, и я пересаживалась на другое место, и вскоре мое “ложе” стало кровавым. Кровь засыхала, покрывалась твердой коркой. Но я уже ничем не брезговала.
Я дрожала, никак не могла согреться, платье было разорвано, да и куски розового шифона, которыми я пыталась накрыться, нисколько не грели. А больше укрыться было нечем.
Я перестала стесняться своей наготы, меня впервые в жизни не волновало, плоский ли мой живот, упругая ли моя грудь. Я даже перестала распутывать пальцами волосы. Мой вид был просто ужасен. Хорошо, что я не могла посмотреть на себя в зеркало.
Когда человека помещают в дикие условия, он адаптируется к ним, превращаясь в животное.
От меня ужасно пахло: грязью, потом, кровью, собственными испражнениями. Немытые волосы повисли вдоль лица засаленными сосульками. Зубы покрылись налетом, изо рта кисло пахло, кожа зудела, а губы засохли и потрескались.
Никогда я не чувствовала себя настолько грязной.
Я была противна себе, но выбора у меня не было. Я больше не принадлежала самой себе. Теперь я была собственностью какого-то ненормального мужика в черной балаклаве. Я была его куклой, которой он играет, когда сам того пожелает.
***
Когда безвылазно сидишь на одном месте, начинаешь теряться во времени и пространстве. Постепенно мысли из головы исчезают, воля слабеет, некогда сильное тело превращается в бесформенное растекающееся по полу желе.
В какой-то момент мне показалось, что еще чуть-чуть, и я сойду с ума. Возможно, это и случилось бы со мной, но однажды он распахнул тяжелую дверь и сказал:
– Вставай, иди за мной.
Я открыла глаза, безразлично посмотрела на своего мучителя. Он стоял в дверном проеме, одетый в черные брюки и черную футболку, очерчивающие крепкие мускулистые руки. Сил исполнять его приказ не было, поэтому я снова закрыла глаза.
– Эй! Вставай! – строго повторил он.
В голосе его слышалась хрипотца, которую я не замечала раньше. Я не ответила, даже не пошевелилась. Тогда он подошел ко мне, сел рядом и провел кончиком пальца по моей руке.
– Эй… – низким, глубоким голосом проговорил он.
Возможно, это было ошибочное ощущение, но мне почудилось искреннее сочувствие в его тоне. Как будто до этой минуты ему было ничуть не жаль меня, а теперь он резко раскаялся и сжалился надо мной.
И тут мне стало стыдно за себя, за свой вид, за свой ужасный запах. Мое лицо некрасиво сморщилось, из глаз покатились горячие слезы. Я уткнулась в вонючий матрас и разрыдалась.
– Я хочу умереть! Я хочу умереть! Оставь меня! – повторяла я.
