Он гладил меня по вздрагивающей спине, по плечам, по спутанным волосам. Прикосновения были такими ласковыми, что мне хотелось рыдать еще сильнее.
– Ну чего ты, а? Чего ты раскисла? Лер, ты чего?
Я внезапно перестала рыдать, подняла зареванное лицо и взглянула на него. Удивительно, но он назвал меня по имени! Он смотрел на меня, и его глаза были живыми, не такими, как прежде. Сегодня в них не было того холодного безразличия, как будто он был не маньяком вовсе, а обычным мужчиной, которому стало жаль измученную женщину.
Жалость и любовь стоят где-то рядом, в одной плоскости.
– Ну? Ты как? – снова спросил он.
Я села рядом с ним, вытерла ладонями лицо и опустила голову на его плечо. Не знаю, почему я так сделала, наверное, меня подкупила эта самая жалость в его голосе.
Я прекрасно знала, что люди не меняются по щелчку пальцев, но в тот момент мне хотелось наивно верить в то, что этот ненормальный извращенец может измениться.
– Взгляни на меня. Посмотри, во что ты меня превратил… Мне очень плохо, я хочу умереть… – еле слышно прошептала я.
Он обнял меня без капли брезгливости, прижал к себе – голую, грязную. Я уткнулась лицом в его шею, вдыхая уже знакомый мужской запах: цитрус и сандал. Его тело было чистым, не то, что мое собственное!
И мне вдруг стало так тепло, так спокойно и так хорошо в его крепких объятиях, что захотелось, чтобы это ощущение не заканчивалось. Как же я истосковалась по нормальному человеческому общению!
– Не раскисай. Это тебе не идет! – прошептал он мне на ухо.
Руки его скользили по моей спине вверх и вниз. Прикосновения были то властными, ощутимыми, то едва заметными, отчего моя кожа покрылась мурашками. В каморке было темно и тихо, я слышала его дыхание.
Он отстранился и снял с головы балаклаву.
Вот так просто, одним движением!
Мое сердце забилось часто и глухо, я коснулась рукой его щеки, но в темноте невозможно было по-хорошему рассмотреть его лицо. Я лишь почувствовала колючую щетину на его подбородке и щеках, мягкие ресницы, густые брови.
Кто он?
Мне очень хотелось узнать, кто этот человек!
Но он наклонился ко мне и стал целовать – долго, нежно, покусывая нижнюю губу. Я инстинктивно раскрыла губы навстречу поцелую, не задумываясь о том, что не чистила зубы уже много дней.
Ему как будто было все равно, что я грязная и плохо пахну. И это придало мне уверенности в себе.
Он впивался пальцами в мои волосы, покрывая поцелуями лицо и шею. А потом положив меня на матрас, обхватил губами сосок на правой груди, с силой сжав при этом левую грудь.
Внизу живота все напряглось, завибрировало, я почувствовала, как набух от возбуждения мой клитор – это были уже знакомые томительные ощущения.
Он посасывал мои груди – то одну, то другую, сжимал их сильно, яростно, до боли, а потом ласкал языком. Это продолжалось долго, он как будто не мог оторваться от моих пухлых сосков.
Я вскрикивала, когда терпеть боль становилось невыносимо, но он сжимал их все крепче, яростно кусал зубами соски, выкручивал их пальцами. Ему это доставляло удовольствие, а мне – боль. Я кричала, а он от этого возбуждался и хрипло рычал.
– Когда я наблюдал за тобой, я думал, что твоя грудь меньше. Ты никогда не носишь лифчик, Лера. Ходишь и сверкаешь всем мужчинам своими сосками, – прошептал он мне на ухо, – Знаешь, как возбуждают мужчин соски, проступающую сквозь тонкую женскую майку?
Я вздрогнула.
