У меня аж рот открывается от такой наглости. Но что самое прекрасное в нашем разговоре, она ничего не спрашивает про детей, ей плевать как они. А с другой стороны, чего удивляться, если Юлька никогда не планировала их выращивать.
– Сойтись с тобой?! Да ты фантазерка.
– Это ты оторвался от реальности! Кто тебя любил кроме меня! У тебя даже постоянной женщины нет! Короче! Если ты не согласишься на мое предложение, а еще, к тому же, будешь мне угрожать, то очень быстро обо всем пожалеешь, – она говорит об этом так уверенно, что я немного теряюсь. У меня нет представления как Юлька может мне навредить. У нее попросту нет рычагов на меня. Никаких. Поэтому я лишь смеюсь на ее слова:
– Иди домой. У тебя есть сутки чтобы написать отказ. Не будешь знать как, позвонишь моему юристу. Но с тобой мы больше видеться не будем, – я поднимаюсь с места и, подумав, добавляю: – ты не мать детям, а обычный инкубатор.
Как уже мне объяснили позже, характер двойняшек крайне шебутной. И тем удивительнее, что я этого не замечаю. Они не капризничают, не кричат, а все пытки с палочками и специальными инструментами переносят стоически. И даже скороговорки учат. Хотя это самая нелюбимая часть занятия.
Обычно уроки проходят так. Когда няня приводит малышей ко мне, Роза и Рома громко здороваются, после чего устраиваются поудобнее и сидят относительно тихо, слушая меня с придыханием. С этого момента присутствие няни не требуется, поэтому во время занятий она идет пообедать. Благо в нашем Центре есть хорошая столовая с диетической кухней. Я и сама там обожаю перекусить щучьими котлетками.
Первые минут десять дети обращаются ко мне Кшения Флавимивна. Но потом, когда они осознают, что няня точно ушла, я слышу робкое «мама». И хоть тресни, «мама» и все тут. Но почему? Они сироты? Директор ничего не говорила об этом, скорее всего вряд ли знает. Да и не должно нас это интересовать, мы же занимаемся обучением и исправлением речи, а не психологией. Хотя штатный психолог конечно есть, на всякий случай.
Однажды, когда я очередной раз слышу «мама» в свой адрес, мое любопытство побеждает здравый смысл. И я аккуратно спрашиваю:
– Где ваша мама?
На что Роза, растерянно пожав худенькими плечиками, отвечает:
– Ты. Ты не помнис?
Выходит что они и правда думают что я потерянная и счастливо найденная мама. Главное чтобы их отец не был об этом в курсе… А то прощай работа. К тому же вдруг мама все-таки есть?
Следующий раз я решаю поговорить об этом с няней, но и она не может внятно объяснить, что там не так с мамой детей, где она находится и почему они обращаются подобным образом именно ко мне. С другими женщинами такого не бывает.
Я конечно же не показываю что мне приятно, что от этого тает сердце. А на деле… Когда тоненький детский голосок произносит заветное «мама», я готова танцевать. Боже! Да я сама бы их украла, обоих, и нянчила у себя дома! Но это все глупости. Поэтому я спокойно и доброжелательно с ними разговариваю, стараясь держать дистанцию, ожидая, что рано или поздно они все поймут, и я стану для них обычной учительницей.
В конце урока Роза и Рома начинают уставать, и я даю каждому по игрушке. Но если Рома более спокойный, то Розу необходимо как-то занять. Вскочив с места, она упрямо лезет на колени, целует меня в щеки, трогает лицо и волосы. А на уроке этого быть не должно, хотя мне и очень хочется.
