Брови моего друга поползли вверх.
– Супружеская измена?
– Спир утверждает, что был не единственным другом Бэкфорда, испытавшим на себе подобные поползновения со стороны его супруги. Я, грешным делом, даже задумался – не сбежала ли она к любовнику.
– Хм…
– Опрашивал брата Бэкфорда – Роберта. Тот придерживается мнения, что Стивен женился на Мадлен не только по любви, но и из чувства жалости. Ее родители умерли, и девушка проживала с теткой. Роберт якобы заметил за Мадлен признаки бурного темперамента и частые приступы меланхолии еще до свадьбы.
– Стало быть, зачатки нервного расстройства проявились еще тогда, – задумался Джеймс. – Ты ведь встречался с ее доктором? Как, кстати, его зовут?
– Уиллис. Он рассказывал, что последние несколько месяцев наблюдал у Мадлен развивающуюся психологическую неустойчивость. Как-то раз напала на мужа с кулаками. Бэкфорд об этом сразу не упомянул, однако при следующем разговоре неохотно подтвердил, что было и такое.
– Напала с кулаками? – Брови Джеймса вновь поднялись над стеклами очков. – И даже ударила?
– Ударила в предплечье, – показал я на себе. – Но с того дня прошла неделя, и следов не осталось.
Приятель машинально покрутил чашку, и, поставив ее ручкой к краю стола, спросил:
– Что говорят о поведении миссис Бэкфорд работники приюта?
– Рассказывают, что бредила и металась, почему на нее и надели смирительную рубашку.
– И сколько это продолжалось? – скорчив недовольную мину, уточнил Джеймс.
– Несколько дней. Когда я нагрянул в приют, Мадлен сидела на грязном тюфяке и не обращала на меня решительно никакого внимания, пока не услышала свое имя. А потом в ее глазах появился ужас.
– Хм… – нахмурился Джеймс. – Когда именно она на тебя накинулась? Вы уже подъехали к ее дому?
– Не совсем, но уже были на их улице.
Друг снял очки и протер их белым носовым платком.
– Стало быть, не обязательно припадок связан именно с ее жилищем. Возможно, миссис Бэкфорд возбудило воспоминание, связанное с одним из мест рядом с домом.
– Не исключено, – признал я.
Вздохнув, Джеймс положил очки на стол.
– Твой рассказ меня не удивил. Все это вполне сочетается с теми признаками, которые я у нее наблюдаю. Очевидно, больная страдает помутнением рассудка, вызванным регрессивной истерией.
– Регрессивной истерией… – повторил я.
– Пациентка невольно возвращается к детской модели поведения. Кусается, царапается, молчит. Неразвитость речевых навыков как раз и отличает ребенка от взрослого.
– Послушай, Джеймс, она ведь просто измотана. Наверняка во время пребывания в Холмделе старалась не спать, боялась, что во сне ее покусают крысы.
– Значит, таков твой диагноз? – раздраженно передернул плечами приятель. – Чрезмерная усталость?
– Господи, Джеймс! Я вовсе не пытаюсь ставить диагнозы! Просто говорю, что могут быть и другие причины. А если Мадлен действительно что-то напугало, потому она и бежала из дома?
– Слова мистера Спира твою версию не подтверждают, – возразил приятель. – Он ведь сообщил, что Мадлен в ярости набросилась на Бэкфорда. Тут скорее гнев, но никак не страх.
– Он мог и ошибиться, – парировал я, хотя сам сознавал, насколько слаба моя гипотеза.
– Ты опираешься лишь на пресловутый «ужас в глазах», – насмешливо сказал Джеймс. – Бог мой, она еще не проронила ни слова, а у тебя имеются показания трех – нет, даже четырех разных свидетелей, в том числе доктора. Ведь их заявления не противоречат друг другу.
