Внучка берендеева. Летняя практика - страница 23



И ложки у него нормальные сыскались.

И одеяла.

И котелки с прочею утварью. От устатку он мне еще соли с полпуда отсыпал, и хорошей такой, крупного помолу, зерняное. Она на рынку по три серебряных за пуд идет.

 

Перышко я отложила.

Вот же диво. Вроде и привыкла ужо писать, что лекции, что рефераты, а все одно пальцы негнуткие, упрямые. Попишешь и надобно шевелить, чтоб кровь по ним пошла. А письмо… не о том бы мне писать, не об экономе и соли… если по правде, то в тереме моем хватило б и котелков, и одеял, и крупов всяких. А чего не хватило – рынок близехонько, там и сыскалось бы. Чай, не сбеднели б мы, сами себе припасы справивши, но…

…написать бы, что скучаю зело.

…по дому нашему. По яблыньками, которые перецвели. По Пеструхе и двору… косили ль траву? Косили, верно, да… все одно не кажную неделю, а стало быть, поднялася она, забуяла, особливо крапива у дальней межи. Этую крапиву бабка специательно не выводила, чтоб было с чего щец наварить. С крапивы-то они хорошими выходили и пользительными. Малина, мыслю, тоже разрослася, недраная. А забор чинить надобно было еще прошлым годом. Огород… кто его садил?

…хата за зиму отсырела, обиделася, что бросили без пригляду. Она и так без крепкое мужской руки едва-едва держалась. Арей бы забор поставил. И наличники подтянул бы провисшие. С полом бы сладил скрипучим. А еще крышу б переслать…

Вернуся ли я когда?

Увижу ль бабку, которая, мнится мне, краску с лица поистерши, постареет… я без нее скучаю. А она как? Вспоминает ли меня? Чтоб не словом гневливым, как сославшую ее, боярыню, в Барсуки какие-то, но как свою Зославушку, которую на коленях баюкала да с болячек детских выхаживала?

Ох, боюся…

 

а еще, любезная моя Ефросинья Аникеевна, надеюся я, что свидимся мы вскорости. Практика нашая, хоть и положена, а длится все одно три седмицы, после ж нас всех по домам отпустят, чему я премного радая. Надеюся, что тогда-то и перемолвимся мы словом, поплачемся обо всем, по-своему, по-бабьи, да и обнимемся, друг друга простим за все…

 

Всхлипнула я.

И платочкам глаза отерла.

А после сыпанула на пергаменту песочку мелкого, чтоб скорей, значит, просохли чернила, да бумагу этую стряхнула. Запечатаю сургучом, колечком приложу, оттиск оставляючи, и хоть не родовое у меня колечко, не намагиченное, которое печать неразламываемою сделает, а все красивше.

 

…выехали мы на семый день.

А уж как выезжали… небось, вся столица сбеглася на этакое диво поглазеть. Про царевичей-то ведали, что училися они и цельный год проучилися, помудрели…

…ну, как помудрели. Еська, небось, ежель чудом каким и доживет до седых волос, да при том мудрости навряд прибавит. Но народу о том говорить неможно.

Неполитично сие.

Значится, сперва загудели трубы медные числом с две дюжины. Под воротами загудели, воронье окрестное пужая. И взвилися черные стаи, закружили с карканьем. В толпе-то, мыслится, разом сыскались бабки, которые в том дурной знак узрели. Да только какая ворона, себя уважающая, на месте при этаком гвалте останется?

Выстроилися перед воротами трубачи в одежах алых.

Щеки пучат, дуют в рога кривые, медью окованные.

Барабанщики стучат.

Певчие песню затягивают, царя-батюшку славят.

Тут же и знаменщики со знаменами. И ветерок полощет полотнища шелковые, отчего орлы на них кривятся да народу подмигивают будто бы. Вот вышел глашатай в шапке высокой, чтоб, значится, отовсюду его видать было, а для надежности на плечи рынды всперся. И уж оттудова волю царскую и зачитал. Дескать, словом и делом будет служить царевич всему народу, а для того отправляется ныне укрепляться в знаниях не куда-нибудь, а в Чернолужье…