Внучка берендеева. Второй семестр. - страница 25

- Ты им почти всегда пользуешься, - встрял Архип Полуэктович. – Уж извини, Люци, но твои практикумы из года в год не меняются.

- Это плохо?

- Не о том речь…

- Ладно, пускай. Но тогда почему белодонник? Почему, скажем, не вытяжка из темнокореня? Или не горные слезы? Реакция была бы столь же бурной, а дым… никого бы в живых не осталось.

- Ну… - я почти видела, как морщит лоб Архип Полуэктович. – Чернокорень черный. Ты б заметила, если б кто перемазал твой черпачок дегтем. А слезы гор поди попробуй достань…

- Я своими инструментами тоже не разбрасываюсь! И если твой шутник добрался до черпака, то и слезы достал бы…

- Значит, ему не нужно было убивать всех.

- Ему вообще не нужно было никого убивать, - устало повторила Люциана Береславовна. – Дым безобиден. Не веришь мне, спроси у Марьяны. Она точно не упустит случая открыть тебе глаза… она это дело любит, если помнишь.

- Безобиден… безобиден… что там в составе?

- Мыльнянка обыкновенная. Ивовая кора. Сушеная рожаница… мы варили зелье против запоров.

- От запоров теперь точно ни у кого не будет, - хмыкнул Фрол Полуэктович.

- Рожаница и белодонник… а если вместо мыльнянки взять листья басманника…

- Дурманное зелье? – это сказал Фрол Аксютович. – Люци, а дурманное зелье можно в дым…

И вновь тихо-тихо. Слышно, как скрипит что-то, не то стул, не то перо стальное по бумаге, а может и вовсе мне этот скрип мерещится.

- Если изменить вектор наполнения силы… дурманное требует куда большей концентрации… и тогда понадобится кошачья моча…

Еська скривился, небось, прикинул, сколько успел вдохнуть дыма, на кошачьей моче сваренного.

- …и сушеный бычий пузырь… и…

- …ты бы заметила, если бы добавляла сушеный бычий пузырь в зелье от поноса?

- От запора!

- Не важно.

- Не скажи, - хохотнул Архип Полуэктович, - от когда случится у тебя чего, тогда и поймешь, что в иной момент очень даже важно, какое зелье тебе суют, от поноса или от запора.

- Нет.

- Что, Люци?

- Я бы не заметила. Прости, но… я предпочитаю работать с заготовками. Той же рожанице нужно время, чтобы состав выходил. Два часа минимум. Поэтому на  одном практикуме мы делаем заготовку, а на другом, на основе заготовки…

- Я понял, - оборвал ее Фрол Аксютович. – Где хранятся заготовки?

- Первых курсов – в подсобном помещении. Там нет ничего… особенного. Элементарные зелья.

- От поноса.

- Дался тебе этот запор!

- Не суть. Когда вы варили основу?

На той седмице. Помню, как мусолила я рожаницу, которая отчегой-то была недосушенною, а потому не резалася, но тянулася за ножом. А по рецепту надлежало ея не просто разрезать – истолочь в порошок. Люциана ж Береславовна, глядя на мои мучения, бросила:

- Это вам не борщ варить, Зослава…

Ага, можно подумать на своем веку она много борщей переварила. Небось, на кухню если и спускалася, то по великое надобности. Иначе б ведала, что борщ – это не просто так, это, почитай, искусство, навроде Евстигнеевых раков. Там тоже надобно рецепту блюсти строго. А то или свекла бледною станет, иль картопля покраснеет, иль еще какая напасть случится.

В Барсуках у каждой девки свой секрет имелся.

Одна духмяную траву кидает, другая кость говяжью по-особому варит, третья и вовсе чего-то творит, а чего – об том никто не ведает, да только борщи у ей выходят нажористыми да сладкими.

Былая обида всколыхнула душу.

Стало быть, меня она за невнимательность пеняет, а сама не разглядела, что один состав другим подменили. И как не приметила?