Внук моего мужа - страница 9



Как только мы растворяемся в толпе, она приближается вплотную, трется о меня своими буферами и показывает торчащий промеж них автобрелок. Прикладывает пальчик к губкам и шепчет:

— На парковке.

Подмигнув длиннющими ресницами, тянет меня к выходу. Заранее оцениваю задние габариты, оглядывая ее обнаженную спину и обтянутую коротким платьем задницу. Ровные длинные ноги в шелковых чулках и туфлях с высоким каблуком. А я обожаю телочек, которые умеют подать себя, как основное блюдо, а не «селедку под шубой».

Тачила Фонаря выдает себя мигнувшими фарами, стоит брюнеточке ткнуть на кнопку брелока. Поправляя на себе шубку, наспех накинутую в гардеробе на выходе, дефилирует по парковке, заводя меня еще сильнее покачиваниями бедер. Открывает заднюю дверь машины и, взмахнув крупными кольцами волос, кошкой выгибается, залезая в салон.

— Ну ладно, — соглашаюсь я, юркнув за ней и хлопнув дверью.

Должно же быть в этой новогодней ночи хоть какое-то волшебство.

— Я о тебе думала, — кокетничает она, снимая шубку и залезая ко мне на колени. Разрешает положить ладони на ее бедра и даже оценить их упругость, с силой сжав. — Ты какой-то особенный, Рус. Незабываемый. — Склоняется к моему уху и зубками прикусывает мочку. — Сегодня тебе выпал счастливый билет, победитель. Считай, что я твоя золотая рыбка. Загадывай желание. Любое выполню…

— Может, тоже сделаешь что-нибудь незабываемое? А то я даже имени твоего не помню.

Отстранившись, хлопает ресницами и остервенело выдает:

— Какой же ты козел, Ярый! Тебе об этом кто-нибудь говорил?!

— Мой дед выбирает для меня слова покрепче, — ухмыляюсь и провожу рукой по ее гладким волосам. Кладу ладонь на макушку и давлю вниз. — Займи свой рот чем-нибудь полезным.

Откидываюсь назад, закатив глаза от предвкушения исполнения сладкого желания. Но в тот самый момент, когда звякает пряжка моего ремня, дверь распахивается. В салон врывается ледяной ветер и раздраженный взгляд Ольги. Какая же она невыносимая!

Скинув с себя брюнетку, вылезаю из машины и напираю на нашу обломщицу.

— Оля, харе! Не зли меня! Я же тебе дал четко понять, что между нами ничего не может быть!

Глаза на мокром месте. Запахивает свой дешевый пуховик и шмыгает носом.

— Возвращайся в клуб, выпей, потанцуй, развлекись. Подцепи себе парня на ночь. Только отвяжись от меня.

— Утром ты был не так черств со мной. Когда просил холодной минералки и таблетку от головы.

— Я тебя к себе не приглашал. Сама приперлась, — напоминаю ей.

— Но ты сказал, что ты весь мой, — всхлипывает навзрыд.

Прикрыв глаза, тяжело выдыхаю. Она непрошибаемая!

— Я купила себе хорошие вещи и визу сделала. Рус, возьми меня с собой в Америку. Я о тебе заботиться буду. Готовить, убирать, стирать, ждать с работы.

— Я собираюсь жить в отеле. Обо мне не надо заботиться, мне тридцать лет, Оля.

Смахнув слезы, машет рукой у меня перед носом:

— А это что?! Тебе тридцать, а ты зарабатываешь, разбивая морды амбалам! Рус, я тебе хорошей подругой буду, — начинает рыдать, прижавшись ко мне. — Только не бросай меня. Я ради тебя худеть стала, даже алкашку не пью.

— Алкашку… — хмыкаю я. — Вот поэтому, Оля, между нами ничего не может быть. Ты же просто… горничная.

Она резко отстраняется. Шлепает губами, не зная, каким гадким словом меня обозвать. Да, возможно, я перегнул, не спорю. Но я же никогда ничего ей не обещал. Любая моя девчонка знает, что Руслан Ярославцев закоренелый холостяк. В мире нет ни единой особы, способной покорить меня. Наверное, он должен перевернуться с ног на голову, чтобы я влюбился до беспамятства.