– Божий суд свершился!
Епископ Тюрпэн, подняв крест сказал:
– Сын мой, мы убедились, что ты не имел злых помыслов против короля и Бога! Аминь!
– Аминь! – выдохнули очевидцы кровавого зрелища.
– Аминь! – холодеющими губами прошептал Брейв и заметил, как опять недобро сверкнули глаза Алкуина.
– Ну, ну, – вяло помыслил он, – пора отсюда убираться, а то сей прислужник Тьмы опять выдумает какую-нибудь пакость.
Обернувшись к королю, принц поклонился и подав Карлу его перчатку, сказал:
– Я рад, что мудрый король франков убедился в моей искренности. Я не могу вернуться сейчас на свою родину, посему хочу отблагодарить короля за милость, оказанную мне и принять участие в походе против испанских мавров. Я возьму на себя смелость предположить, что мой меч не будет лишним в его войске.
На что Карл ответил:
– Благодарю принца Камбрии за честь, которую он оказывает нам. Я рад иметь в своей свите столь достойного рыцаря!
Глава 2. Сын Рыси. 768 год н.э.
…И если бы оковы разломать,
тогда бы мы и горло перегрызли
тому, кто догадался приковать,
нас узами цепей к хваленой жизни.
В. С. Высоцкий.
Я не ведал, что память может быть болью, или то совесть35 болит? То, что дано нам Богами и то, что напоминает тебе о том, что ты человек – их потомок, а не бездушная тварь, сотворенная Кощеями – владыками безладья36 и мрака.
Вот так и ныне: еще один камень злой тяжестью лег на сердце. Всуе отнял у человека жизнь, и душу свою еще на один шаг отдалил от звездного пути в Сваргу – небесную обитель наших Богов и пращуров. Да какой я к лешему принц Камбрии?! Славенин я, из племени Русов, из рода Рыси! Моими пращурами были Славен и Рус. В глубокой древности ища новые земли они ушли со своими родами из степей у Скифского моря37 на полуночь. И там, возле Ильмень-озера поставили грады, что в их честь были прозваны – Славенск и Русса.
Я почти забыл свое детство. Только сны порой приносят мне весть о былом.
Мне снились огромные безконечные леса. Кроны деревьев шумят где-то вверху, а рядом со мной стоят светловолосые великаны, в одеждах из медвежьих и турьих шкур и остроконечных шеломах. В руках тяжелые, оттянутые книзу топоры. И один из них, с косматой темно-русой бородой и длинными спускающимися до груди усами, протягивает мне что-то блестящее, сверкающее на солнце. Я хватаюсь за красивую вещь, и мгновенная боль обжигает руку. Я плачу и прикладываю ладонь к устам, чувствуя на них солоноватый вкус багровых капель, выступивших на моей детской ручке. Великан смеется и садится рядом со мной. Улыбаясь треплет мои волосы, смотрит мне в очи, затуманенные слезами и речет нежно, гулким голосом:
– Не плачь, сынок. Ты днесь38 познал боль, и сие – благо, ибо теперь ты помыслишь, прежде чем приносить ее другим. Ты познал вкус крови и сие – благо, ибо кровь источник жизни, и она соленая, аки слезы на твоих щеках. Крепко запомни сие сынок: кровь и слезы – одна суть! И ты теперь не станешь зря лить чужой крови.
Он был добрым, мой отец, князь Ильменских славен – Светозар, и учил меня доброте. Знал бы он, сколько неоправданной крови суждено мне пролить – опечалился бы.
А потом были чужеземные шеломы со свирепыми личинами, увенчанные крыльями ворона. Много крылатых шеломов. И страшные люди рекущие чужой речью, похожей на лязг железа, с тяжелыми мечами и топорами в руках. Я помню пену ярости на их устах, звон оружия, дикие крики умирающих и скользкую от крови траву.
