Помню зловещий просверк мечей в руках отца и трупы чужеземцев вкруг него. А потом он вдруг пошатнулся, и я увидел залитое кровью родное лицо.
Я попытался поднять меч, выпавший из его рук, но не смог. Тогда я выхватил нож из голенища сапога убитого воина и ткнул им в дико хохотавшего чужака, который воздев окровавленную палицу к небу возносил хвалу своему Богу за победу над вождем русов.
Нож пробил рубаху из тюленьей кожи и вонзился в бедро врага. С воплем чужеземец отшвырнул меня ногой. Последнее, что я слышал, се чей-то яростный рев: «Спасайте сына князя!»
И уже не видел, как меня оттащили назад, за стену воев с багряными щитами, которая сдерживала напор злобных чужеземцев.
Мы тогда все же отбросили их и не дали вломиться в град. Потеряв многих ратников чужеземцы отхлынули к своим ладьям, украшенным жуткими головами змеев и ящеров, и подняв полосатые ветрила спешно отплыли, видно искать более легкой добычи.
Наши кмети39 набросали целый холм из шеломов, щитов и доспехов находников, а их черепами украсили частокол окрест града.
Я и мой старший брат Буревой еще не вышли из поры отрочества, потому до времени нашего возмужания Вече40 избрало Великим князем земель Ильменских и нашим опекуном Ладожского посадника Ратияра, из варяжского рода Волка.
Но Волк не пожелал уступить дорогу лесной кошке Рыси, из рода которой были мы с братом. Похоть впала ему на ум: посадить на великокняжеский стол волчонка – своего сына Твердислава. Но мешали мы – сыновья Светозара, из рода древних князей.
Как матерый волк-вожак перед охотой собирает свою стаю, Ратияр стал набирать в дружину своих родичей и сторонников. Жаловал дорогие дары родовым вождям чуди, ижорцев, весян и мерян41. Делился с ними добычей от походов. Набеги делал часто и удачливо. Обложил данью эстов, ятвягов42, югру, пермь, рыбоедов43. При нем многие ратники и горожане обогатились. Выстроили себе крепкие терема на два, а то и три поверха. И все чаще слышались речи: мол – на кой менять удачливого и мудрого вожака на щенков с молочными зубами?!
Между тем мы подрастали, аки молодые дубки и не далеко было то время, когда Ратияр должен был уступить нам свою власть. «Волк» скалил нам зубы, старался угодить, казаться добрым. Мы же полные распиравших нас сил не замечали того настороженного и злобного взгляда, что бросал он нам в спину.
Первым попытались убрать Буревоя, аки старшего из княжичей. Но брата предупредил отрок из младшей дружины, что случайно узнал о засаде в ижорском селении, куда вроде как на братчину44 зазвал Буревоя Твердислав. Спасаясь от преследователей, брат бежал в град Русса, где проживало большинство наших родичей.
Между тем подошел и мой срок.
Но головники45, посланные по мою голову – меня недооценили. Все-таки я был сын князя, и еще в младенчестве взял первую кровь врага.
А быть сыном князя хуже, чем сыном последнего смерда46. В том я убедился, едва мне исполнилось 12 весен и я, пройдя обряд Посвящения и Имянаречения, как будущий защитник земли пращуров, получил меч и щит. Сие значило, что к тому времени как мне исполнится трижды по семь лет, я должен в совершенстве овладеть ратным мастерством и стать истинным мужем, достойным носить бороду, вести воев в сечу и продолжать свой род. Для Буревоя сии мучения начались летом раньше, что, впрочем, меня не дюже радовало, ибо мой братец все время пытался выставить себя матерым воем, а меня сопливым отроком.
