Внутри ауры - страница 22

Она крепко держала мою руку и продолжала свой абсолютно бессвязный монолог. В её глазах разгорался огонь сумасшествия, а тело наливалось жаром.

– Мамуль… Мам… Прекрати! Прекрати, пожалуйста! – я хотела освободить руку, но она мне не позволила.

– Никто не сможет, кроме меня… Ты заблудишься… Скажи мне, где ты…

Тогда я вырвала свою руку и поспешила скорее вернуть блокнот. После этого я заперлась в своей комнате и долго плакала. Я не верила в происходящее.

У мамы бывали периоды ремиссии, когда речь вновь обретала смысл, но стоило с ней поговорить дольше нескольких минут, как вновь начиналась путаница.

– Да, хорошо, я всё понимаю… Мы обязательно это сделаем… Просто важно, во-первых, узнать, а уже потом как бы да… Во-вторых, я не оставлю его… Он слишком далеко, но это… Сложно понять… Я хочу просто сказать, что, конечно, я согласна…

Её мышление выглядело разорванным на части. Её рассуждения и ассоциации не могли найти взаимосвязь и прийти к логическому заключению. Она постоянно соскальзывала с главной мысли и терялась в потоке сознания, не в силах вернуться к исходной точке.

– Ранее у нее наблюдались похожие приступы? – расспрашивал меня психиатр, когда мне удалось все-таки вызвать его на дом.

– Нет.

– Может быть в детстве или подростковом возрасте?

– Не знаю.

Доктор задумчиво нахмурился.

– Что это может быть? – допытывала я его.

– Реактивно дебютирующая шизофрения. На начальных этапах трудно говорить о форме и прогнозе, но обычно в подобном возрасте заболевание протекает злокачественно.

Специалист предложил экстренную госпитализацию, но я сказала, что разлука с отцом только навредит её здоровью, да и его тоже. Мужчина пошел навстречу и выписал рецепт на необходимые лекарства. Принеся соболезнования, он покинул нашу обитель, а я осталась наедине с кошмаром наяву.

Мама изредка соглашалась принять лекарство, но оно не помогало её возбужденному расстройству. Она продолжала копаться в числах, а я протирала мокрой тряпкой исхудавшее бледное тело отца и плакала. Навязчивые мысли о самоубийстве и совершенном грехе лезли в голову. Пару раз меня охватывали страшные панические атаки. Мне казалось, что я тоже схожу с ума. Меня спасала лишь музыка. «Precious» и «Plague» постоянно звучали в ушах, разделяя мою участь и не позволяя провалиться в пропасть.

4.

Переломный период наступил в октябре 22-го. За полгода до того, как я сама угодила в психушку уже будучи абсолютной сиротой. В тот день я зашла в родительскую комнату и увидела, что мама и папа лежат рядом друг с другом и держатся за руки. Меня удивил тот факт, что их тела больше не содрогались от боли и неконтролируемых внутренних процессов. Наоборот, их лица выражали покой и тихую радость. Я медленно села рядом и стала наблюдать за перевоплощением пары. Иногда они о чём-то шептались, но понять о чём ведётся речь мне так и не удалось. Успокаивало лишь то, что говорили они это с удивительным умиротворением. Я потерялась во времени. Больше десяти часов я не отходила от родителей ни на шаг, продолжая наблюдать. Отсутствие сна резко перешло в нарастающую головную боль, которая меня вынудила оставить эту идиллию. Я выпила две таблетки аспирина и четыре валерьянки и прилегла отдохнуть.

Не знаю, сколько я пробыла в беспечных снах, но, когда я открыла глаза, то увидела перед собой лицо мамы. На мгновение меня охватил ужас, но окончательно проснувшись, я вдруг осознала, что она сейчас находится в здравом уме. Румянец впервые за долгое время покрыл её утомленное лицо, губы стали вновь розовыми, а глаза загорелись жизнью.