Во имя отца и сына - страница 51



Совсем скоро и совершенно случайно, как на грех, после очередного затяжного боя, по дороге к своим конюшням, подвернулась навстречу Петру Корнеевичу смуглолицая и вызывающе грудастая, с большими и по детски озорными черными глазищами, местная раскрасавица, похожая на цыганку. Ее обворожительная улыбка и гортанный, с цыганским акцентом соблазнительный голос тронули его до глубины души. Таких притягательно – красивых, как ему показалось, он и с роду в своей жизни еще не видел, поэтому, сидя в седле, машинально потянул на себя уздечку, чтобы замедлить шаг своего коня. Липучая и настырная незнакомка увязалась за ним и шла рядом слегка запыхавшись. Судя по ее решительному намерению, отставать она и не подумала. Сослуживцы, по очереди обгоняя Петра Корнеевича, с недоумением и завистью разглядывали его спутницу. Один из них даже не выдержал, сначала хихикнул и дружку своему с удивлением на лице во все услышанье ляпнул:

– Неужели ето Петровой жонушке не в моготу стало. Видать, што не утерпела казачка сиднем сидеть в станице и решила припереться сюды тольки для того, чтоба проведать своего запропастившегося муженька! Вот ето настоящия диво! – когда поравняся с Петром Корнеевичем, то осененный и польщенный своей догадкой, понимающе подмигнул незнакомке, ударил шенкелями под бока свою лошадь и заразительно, как конь заржал. А чуть погодя он не утерпел, повернулся назад и не без зависти, с отчаянием прибавил, – Видать, што ни кажной курве везеть в етой проклятой жизни! Атут впору хучь караул кричи и помирай без бабы!

В Кавнарском кавалерийском полку, который был расквартирован в Прикарпатье, на границе с Австро – венграми, рядом с «Кубанским конным отряда особого назначения», быстро распространился нехороший слушок и вызвал разноречивые толки.

Во время передышки между очередным боем один из сослуживцев Петра Корнеевича не выдержал и с недоумением спросил:

– Можить тибе, служилый, моча ударила в голову? Ты што ж ето, земляк, учудил, узял и отбил у свово командира генерала Шкуро яво любовницу, – и, ужаснувшись, предостерег, – Ведь он же тибе никода не простит такова позору.

Вскоре так и вышло. Подослал генерал Шкуро своих троих, с виду физически крепеньких лизоблюдов, которые отозвали Петра Корнеевича в строну и объявили ему, что поговорить надо. Потом они долго с ним не чванились. Двое из них взяли Петра Корнеевича под белы ручки, а третий подпихал с зади и волоком потащили его, с глаз долой, от лишних свидетелей подальше, за глухую стенку полковой конюшни. Там и началась жестокая и не шуточная драка, не на жизнь, а на смерть. До тех пор пока их разняли, то попало Петру Корнеевичу с полной лихвой, всмятку разбили ему лицо и крепко посчитали ребра. Но он тоже не оплошал. Одному задире, самому гонористому, Петр Корнеевич постарался так ловко приложиться, что с первого удара выбил челюсть и вышиб памороки напрочь. Тем самым аккуратненько уложил его на землю, да так, что тот долго дико стонал и больше до конца драки не поднялся. А двух других, которые более стойко держались на ногах, изуродовал, как черт черепаху, но с ног не сбил. Этих молодых казаков, таких продажных земляков, Петр Корнеевич раньше, в станице и в глаза никогда не видел, поэтому и знать не знал, а теперь, после случившегося, и, подавно, даже видеть не хотел при случайной встрече. В полковом лазарете провалялся Петр Корнеевич с полмесяца. Там его и следователь, который вел дело о случившейся драке, для вида посещал неоднократно для того, чтобы якобы разобраться и докопаться до истины, и все-таки определить виновника, который затеял такой позорный мордобой. Генерал Шкуро в закулисной доверительной беседе с этим следователем заранее договорился, конечно же, за предварительное денежное вознаграждение, что виновником драки должен быть непременно Петр Корнеевич Богацков. В результате денежная взятка сделала свое дело.