Ликомед откровенно потешался.
Патрокл хмурился, глядя за злобного Пелида.
Ахилл молод и горяч. Его только что оскорбили своим невниманием, ему явно не нравились насмешки над теми, в ком он видел своих благородных соратников или не менее благородных противников. Он кипел. Еще немного, и он схватится за меч.
Ликомед просек настроение неуязвимого. Чего ему точно не было нужно, так это чтобы в его доме пролилась кровь героев, предназначенная для пролития в совсем другом месте, поэтому он попытался направить разговор в интересующее Пелида русло.
– Что привело вас в мой скромный дом, богоравные? – А сам подлил богоравным еще вина.
– Не такой уж он скромный, – сказал Одиссей. – Вот мой дом – тот просто воплощение скромности.
– Это ты еще моего дома не видел, – сказал Диомед. – Скромность – это неподходящее для него слово. По сравнению с сегодняшним приемом я обитаю в нищете.
– В нищете? – спросил Одиссей. – Ты, ванакт Аргоса, обитаешь в нищете? Это я, жалкий басилей маленького каменистого острова, затерянного в море, нищий. А ты просто купаешься в роскоши.
– Богоравные! – воззвал Ликомед. – Полно вам спорить о недостатках ваших жилищ. Разве не дело привело вас сюда?
– Дело? – спросил Одиссей. – Ты помнишь о деле, Тидид?
– Смутно.
– А я что-то припоминаю. Мы должны разыскать какого-то юношу.
– Да? – изумился Диомед. – Так мы нашли уже двоих. – Он бесцеремонно указал пальцем на Ахилла с Патроклом. – Мальцы, который из вас Пелид?
Ахилл вскочил на ноги и схватился за меч, Патрокл схватился за Ахилла, Ликомед попытался вклиниться между ними и гостями.
Одиссей с удивлением посмотрел на обнаженную бронзу в руке Ахиллеса, потом перевел взгляд на Диомеда, потом снова на скульптурную композицию «держите меня семеро».
– Убери меч, – сказал Ликомед. – Не видишь, это говорят не они. Это говорит вино, которое они выпили.
– Да, – согласился Одиссей, – это не мы. Это вино в нас пыталось тебя обидеть. Прими мои извинения, горячий Пелид.
Тон, которым говорил сын Лаэрта, ничуть не был похож на извиняющийся, но Ахилл все-таки спрятал меч и позволил Патроклу усадить себя на место. Феникс облегченно вздохнул, Ликомед налил всем вина.
– О, герой богоравный Ахилл, сын Пелея, – сказал Одиссей. – Нас прислал сюда Ага… Агам… мемнон.
– Кто? – спросил Диомед.
– Старший Атрид, – уточнил Одиссей. – Атрид хочет пригласить Ахилла сложить голову во имя его славы.
Я не совсем понял, во имя чьей конкретно славы Ахилла зовут сложить голову, но остальные, видимо, что-то поняли и не стали заострять на этой фразе внимание.
– Он зовет тебя на войну, – пояснил Диомед. – На Трою. Ты дружен с Агамемноном, богоравный?
– Нет, – сказал Ахилл.
– Ты присягал ему на верность?
– Нет, – сказал Ахилл.
– Ты видел его когда-нибудь, хоть раз в жизни?
– Нет, – сказал Ахилл.
– Тогда тебе ничто не мешает умереть за него, – сказал Одиссей. – Хочешь, мы расскажем тебе об Агамемноне?
– Нет, – сказал Патрокл.
– Хороший он человек, Агамемнон, – сказал Одиссей. – Вождь вождей, между прочим.
– Верный муж, – сказал Диомед.
(По возвращении с войны Агамемнон будет зарезан собственной женой, вспомнил я.)
– Любящий отец, – сказал Одиссей.
(Перед началом войны Агамемнон принесет в жертву богам собственную дочь.)
– Стойкий военачальник, – сказал Диомед.
(В критический момент сражения, когда ахейцы будут проигрывать троянцам и те доберутся до их кораблей, сложит с себя командование, которое примет Диомед.)
