В окно стукнулся мотылёк, прилетевший на свет, немного побился и улетел куда-то в сумерки.
– Дорогая, послушай меня. – Я взглянула на мать, та смотрела, не скрывая сочувствия. – Не стану говорить тебе, что всё будет хорошо. Ты ведь в переписке с Прасковьей?
Кивнула в ответ. Иногда мне нечего было написать старшей сестре, но у той было не так много людей, с которыми она могла откровенничать. Потому отвечала ей регулярно и старалась быть внимательной в каждом слове.
– Тогда ты знаешь, что её семью сложно назвать счастливой. Тем не менее я не устаю благодарить Ваятеля за судьбу Прасковьи, ведь даже среди сестёр твоего отца бывали трагические случайности. – Речь матушки была тихой и мягкой, будто она пыталась заговорить все мои тревоги и боли. – Я бы хотела, чтобы твоя семья была подобна нашей, но не нам спорить с волей Ваятеля. Он дал тебе суженого, а тебя послал ему. Лишь твоя ведовская сила подойдёт ему, и лишь его – тебе. Вы спасёте друг друга. И я буду вечно благодарна Ваятелю за то, что ты останешься жива после своих восемнадцати лет. И ты должна.
Показалось, что тело лишилось и последних сил.
– Мама…
– Я понимаю, как это звучит, но есть вещи, которые нам неподвластны. Их нужно просто принять. Ты не сможешь жить без Стефана. Тебе придётся мириться с его семьёй.
– Но я не хочу! – Думала заявить решительно, но получилось как-то жалобно.
– Понимаю. Только боюсь, у нас всех нет выбора.
Матушка пересела поближе к изголовью, потянулась обнять. Я послушно поднялась с подушки навстречу.
– Мы все тебя любим, дорогая. Мы обязательно поможем всем, чем только будет возможно.
Чем возможно?
После ухода матушки стало ещё горше. Тело будто само сжалось на кровати в комочек. Горло свело, но ни один всхлип не нарушил тишину комнаты.
С чего было так плохо? Ведь с детства знала. И приняла.
В эту ночь мне снились тянущие руки и о чём-то просящие призрачные покойницы. У них были белые платья и рубиновые броши, плакавшие кровью. Я не раз просыпалась и убеждала себя, что это лишь бессмысленный сон. Спокойно уснуть удалось под самое утро.
7 травня 7393 г. от с.м.
г. Сужгород, дом Быстрицких
– Уля, а тебе нравятся вересинки?
– Что? – Я отвернулась от окна, около которого сидела на козетке.
– Вересинки? – Светлана взмахнула карточкой из какого-то каталога. Этот был с примерами букетов и всяческих композиций из цветов. Очень в тот год было модно всячески украшать свадьбу растениями. – Таня говорит, что флёрдоранж краше всего, но, как по мне, есть в нём что-то от разбитых надежд, прощания.
– И ничего такого в нём нет! – Таня резко перевернула страницу. – Невестам всегда флёрдоранж в волосы вплетали. Тебя послушать, так это не свадьбы, а похороны были!
– Нет моей вины в столь тонком чувстве прекрасного, баронесса. – Графиня Зарецкая горделиво вскинулась, отчего уже наметившийся второй подбородок подтянулся, а коротковатая шея стала смотреться выгоднее. Это была её любимая поза.
– Уж простите, Ваше Сиятельство, да только Флорже ни о чём подобном не писал, а я ему больше в делах цветочных доверяю. – Таня раскраснелась, как с ней часто бывало в пылу спора, даже лёгкая рыжина в её светлых кудрях стала заметна сильнее. – Уленька, так что ты думаешь?
– Мне милее флёрдоранж. – Светлану хотелось урезонить. Уж не раз я всячески давала понять, что шутки шутками, но через слово разницу в титулах поминать вовсе не смешно. – Но вересинки – это оригинально и свежо. Мария, а ты как считаешь?
