Во власти чувств - страница 6

Мне и не нужно было это. Единственное, что я сейчас хотела – объяснение.

– Ты говоришь о том женатом мужчине, который годится мне в отцы? – мой голос задрожал, – Папа, у него есть ребенок!

Я не могла поверить, что мы вообще это обсуждаем. Только чувствовала, что паника тугим узлом начала закручиваться внутри меня. Я, как оказалось, боялась таких тем, как огня. И страх этот был всепоглощающим.

В голове промелькнула дикая мысль: а в каком именно статусе он просил моей руки у отца? Хочет, чтобы я была его любовницей? А что? Такому человеку как он, просить об этом не страшно. Меня передернуло от отвращения. Он не смеет даже находиться со мной в одном помещении, не говоря о чем-то большем. Я ни за что не позволю этому случиться.

Какого черта я должна связывать свою жизнь с человеком, биография которого – кровавый список преступлений? С человеком, который живет так, что любая ошибка может стоить ему жизни? Или как у них это обычно бывает?

Я уже собиралась высказать все это вслух, но папа перебил меня:

– Перестань говорить чушь. Он старше тебя всего на четырнадцать лет. Это куда лучше, чем какой-нибудь сопляк, у которого нет своих мозгов.

Его голос стал резче. Он не просто пытался убедить меня, он начинал злиться. А когда папа злился, он становился еще больше непреклонным, чем обычно. Вот оно веселье. Начинается.

– Ты серьёзно? – я почти рассмеялась, но в этом смехе не было радости, только горькая злость, – О каких мозгах идёт речь, если он всего добился благодаря жестокости и убийствам?

Я почувствовала, как мои пальцы вцепились в ткань юбки, сжимая её с такой силой, что побелели костяшки.

– И да, у него есть ре-бе-нок! – отчеканила я, проговаривая каждую букву, словно боялась, что папа меня просто не услышит.

Но он слышал. И, судя по его выражению лица, это не имело ровным счётом никакого значения.

В нашей семье уважение к мужчинам было не просто нормой – это считалось неотъемлемой частью воспитания. Меня с детства учили, что последнее слово всегда остаётся за мужчиной, ведь именно они принимают решения, ведут дела и управляют семьёй.

Но, в отличие от многих девочек своего возраста, чьи семьи жили примерно так же, я всегда находила лазейку, чтобы высказать свою точку зрения, не переходя черту дозволенного. Мне казалось, что я умею балансировать между традициями и собственными убеждениями. А сейчас всё выходило из-под контроля. Разговор сворачивал в сторону, где у меня не оставалось ни власти, ни шанса повлиять на отца. А если я не успокоюсь, он просто закроет тему, оставив меня перед фактом.

Я была вспыльчивой – порой слишком. Близкие знали: если я завожусь, лучше оставить меня в покое, пока буря не утихнет. Но с отцом этот номер не проходил.

– Успокойся! – его голос стал жёстче, как всегда, когда он считал, что я перегибаю, – Ты не знаешь всей правды, так что перестань строить догадки.

Может, я действительно не права в формулировках, но другого выхода нет. Если сейчас отступлюсь, потом будет поздно.

– Я совершенно спокойна, – процедила я, хотя пальцы дрожали.

Отец тяжело вздохнул, как будто ему не хотелось произносить следующее:

– У него нет ребенка, Эмилия.

Слова его прозвучали настолько неожиданно, что я на мгновение потеряла дар речи. Нет ребенка? Но… все говорят, что есть.

– Что значит «нет ребенка»? – мой голос прозвучал тише, чем мне хотелось бы, – Об этом же говорят все!