– Ах, Владиус, ну наконец-то я к тебе смог протиснуться! Ох, Луций разговорами о политике мне всю душу наизнанку вывернул! Как ты, родной?! Надеюсь, пока меня не было рядом, ты здесь не заскучал? А? Или?.. Что-то ты какой-то странный! Что-то случилось?
– Да всё хорошо, дядя! Не волнуйся почём зря. Я просто невольно предался одной очень глубокой и пьянящей мысли, вот и всё.
– Да, я вижу, что мысль, пленившая твой разум, не так уж и проста. Да это что же получается, когда я оставил тебя наедине с Валерием, то тогда был один Владиус, а когда вернулся, передо мной вдруг предстал уже совершенно другой. Чудеса, да и только, не находишь?! Так, ну-ка давай рассказывай, мой юный друг, что такого произошло, пока меня не было здесь, рядом с тобой? – не опуская пристального взора с побледневшего и растерянного юношеского лица, процедил Овидий, ещё чуть повысив и без того хмурый и громкий голос.
– Признаюсь, дядя, пока тебя не было со мной, и впрямь успело кое-что произойти. Этот Валерий, сенаторский сынок, тоже почти что всю душу мою всколыхнул своими отъявленными и гнилыми суждениями о жизни и чести как таковой. Хотя в его глазах честь видится намного отличной от того, какой на самом деле по сути должна быть. В общем, дядя, прости, но общего сколько-нибудь здравого языка я с Валерием Тицинием найти не смог. Возможно, он пожалуется на наш, скажу прямо, огненно-непримиримый разговор своему отцу. Что ж, если это произойдёт, так я и не удивлюсь, ведь такова его сущность, но я в своё оправдание скажу лишь одно: понимая свою правоту, я просто не смог стерпеть.
– Ага! Так, хорошо, Владиус! Продолжай. Насчёт Валерия я не удивлён. К сожалению, о нраве сына Луция я пусть и слегка, но наслышан. Скажу так. Ты верно поступил, услышав праведный зов сердца своего. Я тебя не осуждаю, а наоборот, полагаю, что Валерий по правде, сказанной тобой, получил то, что заслуживает, и, как мне кажется, возможно, в будущем ещё не раз получит своё как назидание от сущих богов. Ведь так наивно думать, что излишнее богатство и роскошь будут всегда служить лишь во благо. Поэтому, Владиус, себя боле не кори в каком бы то ни было невежестве, а лучше поведай-ка мне о том, что произошло позже. Ведь неужели ты думаешь, что я поверю в то, что пленительная мысль, въевшаяся так крепко в твоё осознание, имеет общую природу с этим невежественным патрицием Валерием?! Нет! Здесь что-то другое, а вернее, кто-то замешан? Ведь так, Владиус?
Немного поразмыслив и затем таинственно улыбнувшись ожидающему ответа дяде, молодой римлянин с лёгким выдохом тихонечко проронил:
– Ах, дядя, ты точно волхв и чародей! Как же сложно от тебя скрыть мои душевные и столь одурманивающие помыслы. Да, было ещё кое-что уже после мрачной беседы с сыном хозяина. Ты прав, дядя! Представляешь, мне посчастливилось познакомиться с очень интересной и благопристойной семьёй парфянского посла. Ах, какие удивительные и притягательные люди, оказывается, эти парфяне!
– Кто? Парфяне? О боги! Да, они люди весьма притягательные и, что самое страшное, очень обольстительные.
– Постой-ка, дядя! Ну зачем ты так?! Ты же ведь их не видел, а так ненавистно говоришь? Мне вот эта семья посла показалась весьма культурной, доброй и искренней.
– Эх, Владиус! Мальчишка ты ещё совсем. Вот то-то и оно, что тебе лишь всё показалось. Возможно, у парфян, и надо это всё же признать, есть и порядочные люди, знающие цену слову «честь». Вон, может, и эта самая семья посла, с коей ты познакомился, к ним может относиться. Такое допустимо, но ты же прекрасно знаешь, Владиус, что Парфия была, есть и будет историческим и самым принципиальным противником Рима на востоке. А это значит…
