– Буду выглядеть как губернатор перед Летним шествием?
– Да, если хотите.
– Надеюсь, не как предыдущий.
– Определенно. Вы же знаете, мейт-губернатору до вас не посчастливилось встретить меня.
– Самохвальство… самохвальство тебя не спасёт, Портной.
– Э-эм…, – мастер нервно сглотнул. – Это шутка, всего лишь шутка. Не воспринимайте всерьёз.
– И чего же мы тогда занервничали?
– Никак не… никак не занервничали, господин. Если разрешите, то я хотел бы извиниться.
– Да перестань.
Морщинки у глаз Мейтны дрогнули. Он немного отворотил лицо и, спрятав ухмылку, впроброс заметил, как его легкомысленный подчинённый поглубже погрузил шею в пузыри. Портной был на сантиметр выше – буквально (не постеснялся губернатор и это узнать), – а потому с особой сластью его хозяин просмаковал момент, как их макушки закачались примерно на одном уровне.
Мастер погрузнел, а как только понял, что выдаёт себя, сразу же погрузил свою голову на несколько секунд под воду. Не выдать своей слабости, не дать возможность поглумиться над чем-то постыдным. Если ты постыдился даже чего-то малого, не стоит вручать столь незаметный обычному глазу подарок своему хозяину. Но, кажется, мейт-губернатор успел. «Перечень фатальных смущений» в это мгновение пополнился ещё одним пунктом.
Портной набрал в лёгкие воздуха. Погрузившись во второй раз, он пробыл под водой чуть дольше.
– Мне пора возвращаться. Завтра, как обычно, жду тебя в семь утра. В кабинете.
– Губернатор, постойте, – вытерев лицо, мастер немного судорожно вскинул руку, – мне бы хотелось обсудить с вами ещё очень многое. Не торопитесь.
– Под многим ты подразумеваешь…?
– Мне просто хотелось сказать, – Портной, было видно, сильно разволновался.
– Твоё время на исходе.
– Если вернётесь в ванну, я вам поведаю кое-что.
Губернатор, оперевшись двумя руками о чугунные решётки стока, хоть и с большой неохотой, но вернулся к прежнему уголку.
Рука Портного расслабилась. И как только она оказалась в воде, мастер мягко, но пристально оглядел своего господина. Затем его взгляд обратился в сторону, туда, где клубился плотный согревающий пар.
– Однажды мама назвала меня трусом. Не знаю, как так получилось, но я едва ли не внезапно её разочаровал. После долгих лет близкого, почти что дружеского общения, я стал ей вдруг противен. Смерть отца повлияла на неё. Смерть её отца. Она восхищалась им, все удачи в своей жизни непременно связывала с его чуткими, бесцеремонными советами. Как только у меня освобождалась минутка и я начинал впустую слоняться по комнатам, она обязательно проходила мимо и напоминала, что нужно бдительней относиться ко времени. Так ей завещал отец, и так она собиралась завещать мне. Жёсткие правила – путь к дисциплине.
Наверное, именно поэтому она развелась с отцом – уже моим. Тот редко выходил за рамки: крутился на своей работе, а дома лишь расслабленно потягивал сигары и, растянувшись, посиживал в кресле. «Лоботряс, потративший её драгоценные годы», – таким я и должен был его запомнить, но, по правде, я не очень хотел. Отец по крайней мере был добр. Мама сама сознавалась, что быть доброй передо мной не обязана и потому редко отходила от своих слов. При этом я полюбил её больше отца. Наверное, потому, что дисциплина мне правда сильно приглянулась. Дисциплина в уме и дисциплина в руках. С таким подходом я, в целом-то, и заработал свои первые гроши.
