в Гай-Маркете, часто возвращался домой на плечах полисменов. Паспарту, прежде всего желавший уважать своего господина, осмелился сделать несколько почтительных замечаний, которые приняты были в дурную сторону, и он откланялся. В это время он услыхал, что мистер Филеас Фогг эсквайр ищет для себя служителя. Он навел справки об этом джентльмене. Человек, жизнь которого была такая правильная, который никогда не ночевал вне дома, никогда не путешествовал, не отлучался никуда даже на день, вполне соответствовал его вкусу. Он явился к нему и был взят в должность при вышеизложенных обстоятельствах. Паспарту – лишь только пробила половина двенадцатого, – очутился один в доме в Савилль-Роу. Не теряя времени, он стал его осматривать, начиная с чердака и кончая погребом. Дом этот, чистый, прибранный, строгий, – пуританский, отлично приспособленный для службы, понравился ему. Он произвел на него действие раковины улитки, но раковины освещенной и отопленной газом, так как углеводород удовлетворял всем потребностям света и тепла. Паспарту не без труда отыскал во втором этаже отведенную ему комнату. Она оказалась для него пригодною. Электрические колокольчики и акустические трубочки служили для сообщения этой комнаты с антресолями и первым этажом. На камине стояли электрические часы, сообщавшиеся с часами в спальне Филеаса Фогга, и оба снаряда били секунды в одно и то же время. «Это хорошо, хорошо!» сказал про себя Паспарту. Он заметил также в своей комнате записку, прикрепленную над часами. То была программа ежедневной службы. В ней значились – начиная с восьми часов утра, всегдашний час вставанья мистера Филеаса Фогга, до одиннадцати с половиной часов, когда он отправлялся из дому завтракать в клуб – все подробности службы: чай и завтрак в восемь часов двадцать три минуты, вода для бритья в девять часов тридцать семь минут, прическа в десять без двадцати минут, – все было записано, предусмотрено, распределено. Паспарту с радостью обдумывал эту программу и старался запечатлеть различные статьи ее в своем уме. Касательно гардероба господина, надо сказать, что он был очень хорош и превосходно сортирован. Каждые панталоны, сюртук или жилет снабжены были номером, означенным на списке, с указанием числа, в которое, смотря по времени года, платья эти должны попеременно носиться. Такое же распределение и для обуви. Одним словом, дом в Савилль-Роу, который по всей вероятности был храмом беспорядка во времена знаменитого, но разгульного Шеридана – снабжен был покойною мебелью, свидетельствовавшею о значительном довольстве. Не было ни библиотеки, ни книг, потому что таковые оказались бы совершенно бесполезными, так как Реформ-Клуб представляет в распоряжение мистера Фогга две библиотеки, одну по части литературы, другую по части юриспруденции и политики. В спальне находился несгораемый сундук средней величины, устройство коего обеспечивало его и от пожара и от воров. Во всем доме не было никакого оружия, ни военных, ни охотничьих снарядов. Все свидетельствовало о самых миролюбивых наклонностях. Разглядев в подробности все жилище, Паспарту потер себе руки, широкое лицо его осклабилось, и он радостно повторил: «Это, по-моему, вот это мое дело! Мы отлично сойдемся, мистер Фогг и я! Он домосед и такой аккуратный! настоящая механика. Ну что же, я не прочь служить механике.»
