Волчий отрок. Ослеплённый светом - страница 7

Празднество продлилось до поздней ночи. После подписания бумаг к торжеству присоединились делегации со всех трёх сторон и дворяне Залесья. Вино и цуйка лились рекой, люди отдавались празднику с одержимым остервенением, которое граничило с помешательством. Никто не верил, что долгая война закончилась.

Жужанна весь вечер провела на коленях в зале переговоров. К ней и Марчелу приставили Агату, которая следила, чтобы они сидели ровно и не пытались менять позу. За каждую попытку они получали крепкий удар плетью. Попытки Марчела отвлечь Агату, не увенчались успехом. Она продолжала следить за ними, словно коршун. А после того как госпожа похвалила её рвение, она с двойным усердием приступила к исполнению наказания. Никто не осмеливался к ним подойти: гости предпочитали делать вид, что ни Марчела, ни Жужанны просто не существовало. Так было всем спокойнее.

Далеко за полночь госпожа отпустила Жужанну и Марчела с праздника. Её ноги затекли от постоянного сидения на коленях, а спина болела – Агата точно оставила на ней новые раны. Марчел помог подняться Жужанне, а после всю дорогу поддерживал её под локоть, чтобы она не упала. Настоящий прекрасный рыцарь из легенд, который волновал сердце. Почему-то его лёгкое прикосновение будоражило всё внутри Жужанны, заставляя забыть холодность матери и очередное избиение плетью. Всё это меркло от одной мысли, что Марчел рядом с ней и всегда поддержит. Любой ценой. Это радовало и пугало. Ведь к своим семнадцати годам Жужанна уже отлично понимала, что нет ничего хорошего в слепой вере и одержимости другим человеком.

Жужанна быстро прошла вглубь комнаты и осмотрелась. Маришка и Агата привели её в порядок, даже поставили на стол букет свежих цветов. Жужанна присмотрелась и увидела среди разноцветья ветки беладонны. Неужели Агата верила, что так сможет отравить её? Наивная дура. Но цветы были очень красивыми.

Жужанна обернулась. Марчел остановился на пороге её комнаты, не смея войти. По его виду казалось, что он хочет что-то сказать, но так и не решается. Сейчас он снова был похож на смущённого мальчишку, а не мужчину, которым был, когда пытался защитить её от госпожи. Госпожи… Неужели теперь и наедине с собой она будет называть мать госпожой? Разве это правильно? Почему между ними не может быть тёплых отношений, как у настоящей матери и дочери? Почему Жужанна постоянно должна испытывать вину за своё существование? Ведь если так подумать, она никого не просила её рожать… Госпожа убила бы её, если бы не отец…

Жужанна больно прикусила губу, упала на колени и разревелась, пряча лицо в ладонях. Рыдания сотрясали тело, а израненная душа кровоточила. Она самозабвенно плакала и не могла остановиться. Почему она никому не нужна? Почему её все ненавидят? Она жалкая… Сама виновата, что всё так происходит. Это только её вина. Внутренний голос заговорил голосом госпожи, обнажая все её пороки. От него нельзя было скрыть ни один недостаток. Он точно знал, как ударить побольнее, как расковырять сердечные раны.

Тёплая рука легла на её плечо, обжигая. Жужанна подняла заплаканные глаза и увидела, что напротив неё уселся Марчел. Он был бледен и обеспокоенно смотрел, не в силах ничего сделать. Всё, что он мог делать, – это поглаживать её осторожно по плечу, боясь позволить себе большее. Жужанна протёрла глаза рукавом и сглотнула, смотря в его зелёные глаза. Внутри всё закололо, а противный голос процедил: «Он просто служит тебе. Это всё не по-настоящему». Но сегодня Жужанне было всё равно. Она хотела заблуждаться, хотела поверить, что хоть кому-то нужна – пусть это и будет слепая преданность хозяйке. Она вновь сглотнула, собираясь с силами. Лицо Марчела изменилось, словно что-то в ней испугало его. Всё равно. Жужанна прильнула к нему и крепко обняла, утыкаясь в грудь. Сейчас ей было всё равно на приличия, на то, как это выглядит со стороны. Всё, что она хотела, это почувствовать тепло другого человека, пусть и не искреннее, пусть и вынужденное. Она закрыла глаза, а Марчел опустил руки на её спину, обнимая в ответ. Глухое «хозяйка» раздалось над ухом, после того как он поцеловал в макушку.